К прилету желтого вертолета мы привели себя в образцовый вид, чтобы не ударить в грязь лицом, и по просьбе генерала состроили зверские рожи — великий писатель очень любил жестокость.
Наконец вертолетные винты остановились, и великий писатель ступил на твердую землю.
Выглядел он что надо. В форме заткнул бы за пояс любого из офицеров нашей части, включая самого генерала.
Он окинул нас взглядом. Вид у него был самый что ни на есть зверский, я такого и представить себе не мог, вот уж действительно великий писатель. Он отдал нам честь. Мы стояли вытянувшись по струнке и тоже отдали ему честь. Потом он пожал руку генералу. Я неплохо знал генерала и прекрасно видел, как он был растроган. Генерал что-то прошептал на ухо великому писателю, тот улыбнулся. Улыбка на этом суровом лице смотрелась чем-то инородным, как сороконожка в муравейнике. Великий писатель дал нам команду «вольно». В честь знакомства генерал позволил ему покомандовать нами.
Великого писателя ждало еще немало приятных сюрпризов.
На наши холмы спустились сумерки, холодные, как трупы, там, внизу. Да и запах у сумерек был тот еще.
Нам всем стало не по себе. Это ведь мы стреляли с холма в этих шутов гороховых, в этих баб, в этих сопляков, они у нас разлетались в разные стороны, как кегли, а еще мы устраивали на них облавы в этой их жалкой деревушке, мы вышибали их дрянные мозги…
Не то чтобы нам было за это стыдно. Напротив, мы гордились тем, что изрешетили все домишки в этих деревеньках. Плохо только, что от их вони никуда не деться. Мы боялись, что сам здешний воздух превратит нас в хлюпиков. Из-за этой вони мы и не любили холодные ночи.
Генерал предложил великому писателю поужинать вместе с личным составом. Тот радостно согласился — ведь он специально приехал, чтобы разделить наши будни.
После ужина генерал встал — мы тут же затихли — и сказал, что великий писатель прочтет нам кое-что.
Писатель улыбнулся. Улыбка настолько не вязалась с его геройским видом, что, если бы он отдал нам честь левой рукой, это выглядело бы гораздо естественнее. Он достал из кармана бумажку и принялся читать.
Это было что-то, мы устроили ему овацию. А великий писатель в ответ расшаркался, мол, это все так, пустяки, и читать было совсем несложно, и вовсе он не заслуживает таких аплодисментов.
Генерал сиял. Он поблагодарил писателя от имени всего личного состава. Какая честь, что такой, как он, снизошел до нас, грешных. За нами ответный подарок.
