Прошло четыре года. За это время Фиолетов выучился на слесаря и работал теперь в механических мастерских.
Он возмужал, подрос, на верхней губе появился заметный пушок, и он решил отрастить небольшие усики — исключительно для солидности, ибо в свои шестнадцать лет выглядел недопустимо молодо. Во взгляде темных больших глаз осталось у него что-то детское, будто и не корежила его все эти годы промысловая жизнь, не учила уму-разуму, не напоминала на каждом шагу, как она трудна для таких людей, как Фиолетов.
Скорее всего, из-за этого наивного взгляда и добродушного выражения лица с отроческим румянцем на щеках, из-за чуть припухших губ, которым позавидовала бы любая красавица, друзья в мастерской звали его не иначе как уменьшительным именем Ванечка. Сначала Фиолетову это казалось странным, было неловко, а потом привык, сжился.
Механическая мастерская Товарищества братьев Нобель хотя и называлась Балаханской, но в самом деле помещалась в Сабунчах, и Фиолетову приходилось каждый день ходить на работу пешком — восемь верст туда и столько же обратно, до казармы, в которой отчим получил все-таки казенное жилье.
Казарма напоминала лошадиное стойло, где вместо положенных десяти человек помещалось более тридцати. К одноэтажному зданию были пристроены сколоченные из неструганых досок темные клетушки, в одной из которых поселились Знаменские.
По сравнению с казармой их лачуга казалась не такой уж и страшной, но возвращаться с работы туда не хотелось, и Фиолетов с удовольствием задержался в мастерской, чтобы поговорить со своим напарником — слесарем с нерусской фамилией Вацек. В мастерских он появился недавно и сразу всем понравился. О себе Вацек никогда не рассказывал, но Фиолетов слышал от другого слесаря — Пшебышевского, будто родители Вацека были не то австрийцы, не то — скорее всего — чехи, и что они приехали в Россию из Вены, да тут и осели.
Был Вацек немного старше Фиолетова, носил маленькую, аккуратно подстриженную бородку и когда по праздникам наряжался в темную пару с галстуком-бабочкой, то вполне мог сойти за какого-нибудь управляющего, а то и директора.
Но сейчас Вацек был в спецовке, с засученными до локтя рукавами и в надвинутой на лоб фуражке, которую он в мастерской всегда надевал козырьком назад.
— Что это ты домой сегодня не торопишься? — спросил он у Фиолетова. — Или дома делать нечего?
— Дома всегда дело найдется, да только идти туда не больно тянет, — ответил Фиолетов.
