— Немножко заблудился… Забыл, где барак.
— Не в ту сторону идешь. — Старик улыбнулся. — Я сейчас покажу тебе, куда надо идти. А еще лучше пошлю с тобой моего сына Абдулу, ему все равно делать нечего… Скажи, тебе понравился наш поселок?
— Нет, дедушка, не понравился, — не стал лукавить Ваня. — Страшный он какой-то…
— Страшный, говоришь? Это, малчик, с непривычки страшный.
Владелец арбы жил на краю поселка; окна его домика выходили в степь. Дом, как полагается, был с плоской крышей, низенький, и его почти не было видно из-за глухого забора.
— Заходи, русский малчик, — сказал старик.
Через узкую калитку — единственное отверстие в каменном заборе — они вошли в опрятный, чисто подметенный двор с очагом в углу, возле которого хозяйничала пожилая женщина. При виде незнакомого человека она поспешпо закрыла лицо чадрой.
— Жена моя, Бахшанда, — сказал старик. — А меня зовут Ибрагим. Ибрагим Байрамов. А тебя? Хотя я помню — Ваня.
По южной степе домика вился виноград и висели его тяжелые спелые грозди.
— Угощайся, Ваня, — сказал старик, показывая на виноград. — А я пока пойду поищу Абдулу. Наверно, он пошел на свалку. Чтобы найти какую-либо полезную вещь — пуговицу или пряжку от ремня. — Старик беззвучно засмеялся, тряся своей редкой бороденкой.
Сына он нашел быстро.
Абдула оказался черноглазым и черноволосым пареньком, примерно одних лет с Ваней, шустрым и довольно хорошо говорившим по-русски.
— Возьми с собой винограду, угостишь мать, — сказал старый Байрамов Ване и срезал несколько тучных гроздей…
На работу отчим в конце концов устроился. Переделкин предложил мастеру десятку, отчим поставил две бутылки водки, и на следующий день в табеле слесарной мастерской Товарищества братьев Нобель появилась фамилия нового слесаря.
А через месяц отчим явился домой угрюмый и едва держась на ногах. Свою первую получку он пропил с мастером, уговаривая его похлопотать насчет казенной комнаты.
— Все, Александра… Ни денег нет, ни квартиры, — сказал он.
Мать тихонько заплакала в ответ, и Ване стало очень жалко ее.
— На что-то жить будем? — спросила она.
— Ты, мать, не голоси, — невнятно пролепетал Знаменский и обернулся к пасынку: — Слушай меня, Иван. Я тебе нонче работенку подыскал. Будешь на слесаря учиться. Двенадцать годов тебе. Нагулялся на дармовых хлебах, пора и за работу приниматься.
— И то правда, — согласно сказала мать и тяжело вздохнула.
— Хорошо, дядя Саша, — ответил Ваня и даже обрадовался, что теперь не будет для семьи обузой.
