Казалось, ездок вот-вот лишится чувств, и сержант гвардии сторожевого поста предложил ему сойти с седла, чтобы перевести дух.
— Отведите меня в Кардинальский дворец, — скороговоркой произнес прибывший.
— В Кардинальский дворец — пожалуйста, однако без кардинала, — отозвался сержант.
— Почему?
— Да потому, что он только что сдох.
Д'Артаньян оцепенел, словно пораженный громом. Затем произошло нечто само собой разумеющееся: он рухнул в беспамятстве с лошади.
XXIV. КАК АППАРАТ, КОТОРЫЙ ИЗРЫГАЕТ ОГОНЬ, НЕ МОЖЕТ ДОГНАТЬ ЧЕЛОВЕКА, КОТОРЫЙ ИЗРЫГАЕТ СВИНЕЦ
Мы уже знаем,что Ла Фон, нахлобучив шляпу, сжав коленями бока кобылицы, устремился к Парижу.
Мы также присутствовали при отъезде д'Артаньяна, Планше и Пелиссона де Пелиссара на аппарате, изрыгающем языки синего пламени.
Это пламя не на шутку напугало Планше. Но страх увеличился, когда оно из синего стало алым.
Однако мы еще толком не рассказали,что представляет из себя Ла Фон.
Мы только видели, что он являет черты своего господина как бы в преувеличенном виде.
Пелиссон был не просто мужественным, он был отчаянным человеком. Когда его бровь обращалась из дуги в треугольник, содрогались безумцы и отступали благоразумные.
Ла Фон был безрассуден. Если бровь у него вставала наискосок, безумцы падали во прах и благоразумные становились добычей тленья.
Голос Пелиссона низвергался как водопад с горы. От голоса Ла Фона сдвигались основания скал.
Если Пелиссон наносил удар шпагой, это было красиво и благородно. Если свой кинжал пускал в ход Ла Фон, то зияла рана, как от когтей дьявола.
Благодаря этим свойствам, Л а Фон смог ускользнуть от всех тайных агентов, расставленных на его пути. Д'Артаньян обнаружил оставленные им следы уже от границы.
Недвусмысленные и кровавые.
От Гренобля до Фонтенбло более дюжины агентов было низвергнуто усилиями Ла Фона в преисподню.
— Ужасный человек, — пробормотал д'Артаньян.
— Чего вы хотите, мой друг, — отозвался Пелиссон, — этот мерзавец получил уроки от лучшего на свете преподавателя. Он видел меня в действии. Только и всего.
— Да, но он истолковал все на свой лад.
Долгие часы Пелиссон проводил, прислушиваясь к клокотанию в утробе своих котлов.
Шум водопадов, стенание лесов, вздохи преисподней ускользали от его внимания.
Вечерами они останавливались, чтоб дать охладиться топкам.
На Пелиссона напала меж тем меланхолия.
— Что с вами? — допытывался д'Артаньян.—; В ваших глазах нет гордости изобретателя, чья работа увенчалась успехом.
