— Авдотья, ты? — послышался вдруг знакомый голос.
— Скипидарыч! Слава Богу! — прокричал Деснин. — А я уж думал черт какой с рогами идет.
— Ты кто? — удивленно спросила тень.
— Деснин я.
— Коля?
— Да я, я! Чего у тебя на башке-то — напугал.
— На башке? Ничего. Разве вот ружье из-за спины торчит.
Тут только Деснин заметил, что «рог» и в самом деле один.
— Ну, это, вытаскивай меня отсюда, что ли, — попросил он.
— Держи, — протянул Скипидарыч ремень от ружья.
— Ну, здорово, Скипидарыч. Чего это ты с ружьем по кладбищу бродишь? — первое, что спросил Деснин, оказавшись на поверхности.
— А как же без ружья-то? Без ружья никак, — пробормотал Скипидарыч. Казалось, что он был еще пьянее Деснина. — Хорошо, что это ты оказался, а не…
— А не кто?
Скипидарыч не ответил.
— А я-то уж думал ты как все — руки умыл. Хм, вернулся, — дед был явно рад встрече, — Ну, идем же, — повел он гостя в свою избушку.
— Тьфу ты, чёрт! Во гады, а! Опять свет вырубили, — ворчал Скипидарыч, тщетно щелкая бесполезным выключателем. — Где-то у меня свечка была. Щас найду. Чего стоишь? Присаживайся. Вообще-то не видно ни хрена. Ну щас, щас. А, вот она.
Скипидарыч зажёг свечу и поставил её на стол. Деснин доковылял до табуретки и бухнулся на неё.
— Чубайс диверсант, едрень фень, — по обыкновению ворчал Скипидарыч. — Все рубильником щелкает. Ладно у меня печка, а у кого плиты электрические? Вон в городе по вечерам целыми домами выходят на улицу и варят обед на кострах, на задворках, около мусорных баков. Бардак.
Только в неясном свете свечи Деснин присмотрелся к Скипидарычу. Тот был весь какой-то взъерошенный, и чего-то не доставало в его облике.
— А где борода? — наконец спросил Деснин.
— А, — махнул рукой Скипидарыч. Затем провел рукой по гладкому подбородку. — Сбрил. На спор. Вот — за пузырь.
Скипидарыч небрежно подхватил со стола бутылку, вскрыл и, выплеснув из стакана прямо на пол остатки чая, налил туда водки.
— Пей, — предложил он Деснину, поставив стакан на стол, с которого перед тем разогнал тараканов. Гость не возражал.
Скипидарыч также выпил, занюхав куском чёрствого хлеба. Сидели молча. Деснину было странно, что Скипидарыч тут же не накинулся с расспросами.
— А что ты за Авдотью посреди ночи на кладбище искал? — наконец спросил он сам.
— Да есть у нас тут одна бабка, — против обыкновения нехотя отвечал Скипидарыч. — Все могилу себе копает возле мужниной. Ей уж и председатель говорил, мол, не положено так, даже до милиции дело дошло, а она всё одно — придёт на следующий день и опять копает. А как кто отговаривать начнёт, она: «Помру я скоро, а хоронить меня некому. Вы уж схороните меня, родимые. У меня и гробочек готовенький стоит. Я уж и спать-то в ём прямо ложуся. Платьице новое с обувкой на ночь одену — и ложуся. Вот, могилку докопаю — вам токо донесть до неё меня останется да землицей засыпать. Я бы и сама это сделала, да ведь мёртвой буду. А вы уж сделайте это-то хоть, будьте добры. Не дайте моим косточкам по дороге валяться!» Так вот и ковыряется уж вторую неделю, едрень фень.
