– Может, ты еще скажешь шукать ему вошей?
– Насчет наших маленьких друзей – я вам устрою. Всем. И тебе в первую очередь. А то развели вшивый рай. Гребешок в японскую войну последний раз в руках держали.
– Ага, ага, – поддержал белобрысый, – заколебали! Ночью по часу чешешься, пока эти гады крови моей не насосутся. Шинель мою облюбовали. Скоро уже колесо изобретут, так там расплодились.
– Роман, тебя это тоже касается, и перестань так пялиться незнакомой женщине в декольте, шею свернешь.
Зеленцова покраснела до приятного революционного оттенка. Вот чего этот чернявый голову поворачивал, осторожненько так. Скотина. Животное. Тварь. Еще и ухмыляется. Точно. Вот эта задержанная анархическая кусачая гадость. Вот это он и есть.
– Я с этим антропофагом в одной комнате не останусь! – Зеленцова рванулась по направлению к выходу. Неудачно. Эсер цапнул ее за предплечье.
– С кем? – Трохим выпучил глаза.
– С людоедом, – пробормотал белобрысый.
– Ни хрена! Я тот кусок белогвардейца выплюнул, – подал голос предмет обсуждения.
– А кусался зачем?
– А били меня зачем?
– А зачем присягу нарушил?
– Я ничего не нарушал, – Палий облизнулся, собираясь с силами, – царя нет, действие присяги закончилось. Это у офицерья кизяки в черепушке вместо мозгов, придумали себе невесть что.
– Ты продолжай в том же духе, деточка, – эсер осклабился, – тут стенка недалеко, а хлопцы злые. И развлечься могут немножко перед расстрелом.
Юнкер икнула. Это тебе не денщика Храповицкого за неряшливый внешний вид отчитывать. Хороший был человек, пока в него снаряд не попал.
Трохим куда–то делся. Скорее всего, передислоцировался на кухню, уже и темнеет, жратоньки хочется. Точно, горшками гремит. И командир с белобрысым за ним подтянулись.
– Куда мы катимся! Баба в хате, а горшки пустые.
Юнкер промолчала. Утром в одном из горшков была тыквенная каша, но питаться ведь ей чем–то надо?
– И готовить их благородие не умеют, – гнусная тварь опять подала голос.
– А тебе какое дело?
– А ты еще поплачь, пока время есть, – Палий с немалым усилием сел на лавке, кривясь от боли.
Зеленцова молча прошла в кухню, которую три мерзавца старательно перевернули вверх дном.
– Ваш ручной монстр Франкенштейна куда–то собрался.
Командир сдавленно выругался и кинулся к горе–пациенту. Белобрысый прыснул.
– Весьма точное сравнение. Какое странное кухонное полотенце, вы не находите? – Паша не терял надежды познакомиться поближе. Такие формы! И образование впридачу.
