Вотъ Вамъ молотъ - Алиса Климова

Самостоятельный мужик Дмитрий Гаврилов неторопливо ехал по степи в родную слободу. Мысли его были печальны как трусца его более чем пожилого мерина. Чтобы уездный землемер Федулкин прирезал к участку три десятины никому не нужного сухого оврага, пришлось этому живоглоту пять рублей отдать. А пятерки — они в поле не растут!

В слободе об этом, конечно, никому рассказывать не стоит: овраг-то был прирезан хоть и из казенных земель, но всяко завистники найдутся. Нажалуются в волостное правление — и земличку-то и отберут. А если удастся года три деяние сие в тайне сохранить, то после уплаты второго поземельного налога земелька в собственности и навовсе останется. Не ахти какая земелька — а своя.

Федулкин же, гад, ехал впереди и распевал песни: радовался, что обобрал честного хрестьянина. Чтоб тебя, гад, громом стукнуло! Только откуда гром-то зимой?

Грома не было, но впереди, за холмом, куда только что скрылся Федулкинский возок, что-то полыхнуло — и до Дмитрия донесся вопль супостата: "Изыди, сатана!". Затем хлопнул хлыст, и удаляющийся визг землемера намекнул самостоятельному мужику, что за холмом что-то интересное случилось. Например, волк на Федулкина напал… А если и взаправду волк, то было бы неплохо его забить и шкуру забрать: линяют волки позже, шкура пока еще теплая, зимняя. И ее можно будет продать. Если волк большой, то рубля за три. А если белый волк… Белых волков в округе никто никогда не видел, но все с младенчества знали, что шкура такого защищает от сглазу, порчи и прочих напастей, а потому стоит очень дорого. Может даже пять рублей.

С этими мечтами Дмитрий завернул за холм — но волка не было. Вместо волка на снегу лежал странный человек, а перед ним чернела голая земля — как будто кто-то огнем полоснул. Точно, вон и трава еще дымится…

"Не иначе, как услышал Господь просьбу мою" — подумал самостоятельный мужик, — "хотя, ведь я же зла пожелал… а вдруг ее нечистый услышал и исполнил?". Но ведь все знают — с нечистым нужно сперва поговорить, душу запродать — тогда он желания и исполняет. Да и человек на Федулкина никак не походил. У человека, вон, лопата хорошая — а у землемера только мерная сажень с собой была. Лопату, конечно, прибрать надо, а человек — ну что человек, он же, по всему видать, помер.

Дмитрий Гаврилов соскочил с саней, взял — на всякий случай — в руку топорик, и с опаской направился к усопшему. Неожиданно мертвяк шевельнулся, поднял голову — и хрипло, но очень отчетливо, обратился в крестьянину по имени. Дмитрий от испуга, выронив топор, упал на колени и, судорожно крестясь, стал молиться…