В том бою его впервые ранило.
***
В сорок третьем дедушка, комиссованный, вернулся в Весну с перебитой ногой и медалями. Посидели вечером всей семьей за не богато, но полно накрытым столом, а поутру он ушел на лесозавод. И то же пошло в насыровской жизни: труды-заботы, печали-радости, зимы-лета – жизнь, словом, просто жизнь. Если я возьмусь описывать ее по пунктам и абзацам – всякий россиянин сразу встретит что-то свое, обнаружит знакомую с детства обыденность, в которой и легко нам бывает, и не очень, холодно и жарко – кто как обустроится.
– Скучно! – скажет благоразумный читатель.
Право, кому же интересно читать, как вскапывали по веснам огород, как по осени собирали клубни, как кормила бабушка кур и поросят, как дедушка загружал в вагоны доски, как женились и выходили замуж Насыровы-дети. Для этаких описаний, пожалуй, нужен глубокий талант, а я ведь – дилетант. Нет, нет, не буду описывать: глыб для моего литературного памятника не хватает, а все – камешки: ведь война была последним большим – если не первым и последним! – событием в жизни дедушки и бабушки. Потом по их дорогам жизни покатило все семейное, хлопотное, докучное – мелкое, маленькое, если быть точнее. И все же в их жизни было то, что дали они мне, и что взял я у них в мою дорогу.
***
Два-три случая из самого далекого припоминаются, – в сущности, несерьезные, но приятные мне. Уже не помню, сколько лет мне тогда минуло, но очень маленький я был. Приехали мы из Иркутска, мама, отец и я, картошку копать у дедушки с бабушкой. Я или помогал копать, или же разглядывал в летней избушке кроликов, которых было довольно много, и почти все они беспрерывно ели, ели. В последнем закутке я увидел пятерых маленьких, но уже подросших крольчат. Они сидели друг возле друга, словно согревались или секретничали, и вместе представляли большой нежно-серый пушистый клубок.
– Ах вы, мои миленькие, – пытался поймать я одного из них.
Они врассыпную разбегались от моей руки, забивались в угол и, прижав вздрагивающие уши, сверкали глазенками на меня.
– Эх вы, трусишки.
Вошел в избушку дедушка. Он брал кроликов за уши и опускал в переносную клетку.
– Деда, а ты куда кроликов?
– В суп. А из шкур шапки вам сошью.
– Как – в суп? – опешил я, совсем забыв, ради чего он разводит кроликов.
– Ну, как как… в суп, и все. Ни разу, что ли, не ел крольчатину? Очень нежное мясо.
– Ты их зарежешь?
– Конечно. Иначе как они попадут в суп!
– А… а… а… если без них сварить? Точно, давай без кроликов!
