1937 - Антон Сибиряков

1937 Антона Сибирякова.

Даже зимней ночью в нашей кухоньке – уютно и светло. На газовой плите закипает пузатый чайник со свистулькой, и Таня торопится снять его с огня. Ловко цепляет прихваткой. Ей шестьдесят пять, но руки у нее такие же крепкие, как и сорок лет назад, когда она работала в колхозе, на полях. Она заваривает мне крепкий чай из пачки со слоном, приоткрывает форточку, подает тяжелую пепельницу и садится рядом. Знает, что сейчас я буду курить. Но не скажет ни слова. За это я и люблю ее – она знает, что мне необходимо в эти долгие ночные часы. Не оставаться одному.

- Я старый? – спрашиваю я у нее. Она улыбается, и я вижу ямочки на ее щеках. Как тогда, в пятьдесят пятом, когда мы впервые повстречались. В нас ничего не изменилось с тех пор. В праве ли мы считать, что не постарели?

- Когда-то я спрашивала так у своей мамы, - отвечает она. – Мам, я маленькая?

- И что она отвечала тебе?

- Она говорила, чтобы я не торопилась расти.

Я киваю, хоть и не согласен. В детстве каждый день я мечтал вырасти и стать сильным.

- Снова кошмары? – спрашивает она.

Я знаю, будь она немного ближе, она бы взяла меня за руку. Вижу, как она мается, не зная, что ей предпринять – я сижу слишком далеко, а подвинуться, означает стать навязчивой. Это странно, но больше всего на свете моя любимая женщина боится превратиться в навязчивую старуху. Наверное, я плохой муж, раз до сих пор не развеял в ней эти страхи.

- Снова они, да? Кошмары?

Чудовище не умерло. Мне хочется сказать ей это. Но я лишь молча пью чай. Мне страшно говорить. Ведь еще полчаса назад я видел их во сне. Тех детей, которых издалека принял за облетевшие деревца, настолько худыми они были. Они стояли за забором из колючей проволоки и я подумал тогда – кому понадобилось сажать деревья, а после прятать их за колючкой? Но потом я разглядел их лица…

То, что случилось с нами…Это было так давно… С октябрьской революции прошло двадцать лет. Целых двадцать лет. И взрослые думали, что чудовище умерло. Но оно просто спало. Тогда, в 1917-ом, они видели, как оно уползало в свою нору - огромное, паукообразное нечто, еле тащившее по земле толстое, студенистое брюхо. И внутри этого отвратительного брюха, бултыхались в мутной жиже останки человеческих тел. Взрослые думали, что чудовище уползает умирать. Верили, что оно подохнет где-то там, в своих гнилых катакомбах. Но спустя двадцать лет оно вернулось. Еще голоднее. Еще злее, чем прежде. И принялось убивать.