Петр не смог уснуть до рассвета. К нему подползал земляк Чижов и шепотом сманивал в близлежащую деревню, в которой можно будет, уверял он, погулять, а может, с какой-нибудь солдаткой познакомиться. Но Петр отказался и стал думать о доме.
Утро пришло теплое, солнечное, безмятежное, на молодой нежно-изумрудной траве ожила, сверкая, роса. Крадучись пришел из деревни веселый, выпивший Алексей и стал рассказывать бойцам, как провел ночку; облизывал, усмехаясь, красные подпухшие губы. К нему подошел седой старшина с двумя солдатами и четко велел:
– Сдать, рядовой Чижов, оружие.
– Ты чего, старшина? – улыбался Алексей, но старшина сорвал с его плеча винтовку.
Алексей удивленно посмотрел на Петра, других сослуживцев, вкось усмехнулся потускневшими губами.
Часа через два полк выстроили; на середину вывели под конвоем троих дезертиров, которые ночью находились в деревне, и поставили их возле трех неглубоких, только что вырытых ям. Коричневатые, как корка, губы Алексея дрожали. Он испуганно, но со звериной чуткостью всматривался на замерший, тугой, словно забор, строй солдат и, видимо, хотел спросить у них: "Как же так, мужики, земляки? Да откликнитесь вы, дьяволы!" Двое других были солдатами-юнцами, и один из них упал перед ямой в обморок, но его потрясли за плечи и установили на прежнее место.
Небритый, с изжелта-серым от бессонницы лицом офицер свежим, однако, голосом зачитал приговор военно-полевого трибунала. Следом раздались три залпа. У Петра задрожал подбородок, но он сдержался, стиснул кулаки. Тут же полку было приказано занять в окопах оборону и приготовиться к бою.
Разрывы снарядов – и взметалась стеной каменистая земля. Где-то в почерневшем небе гудели самолеты. Ошарашенные люди вжимались в грунт, и казалось, ничто не смогло бы поднять их в бой. Артобстрел прекратился, самолеты утонули в солнечной дали, но сквозь пыль и дым Петр разглядел невдалеке людей, облаченных в незнакомую военную форму; он не сразу сообразил – фашисты, и они идут убивать. Командир взвода, тот самый юный, самонадеянный лейтенант, вдруг выскочил из окопа, швырнул в противника гранату и закричал:
– Братушки, за родину, за Сталина!
И побежал вперед. Солдаты, пригнувшись, устремились за своим командиром.
– Ура-а-а!..
Петр увидел, как лейтенант безобразно вздрогнул худеньким телом, остановился и медленно повалился на бок. Мельком увидел его остекленевшие глаза. "Он умер за родину и Сталина, – подумал Петр. – Я не боюсь такой смерти".
