Пьеса была из разряда производственных. Но не в этом беда. Производственные пьесы порой поднимали интересные вопросы«· решали значительные нравственные проблемы. Возьмем для примера «Премию», Александра Гельмана, по которой было поставлено много спектаклей и даже снят фильм с Евгением Леоновым в главной роли, или «Сталеваров» Геннадия Бокарева.
В советское время такие сюжеты не были чем-то особенным, и они нередко затрагивали важные проблемы, когда на первый план выдвигался именно человек, его личность, образ, тип, а на втором плане разворачивалась некая производственная коллизия. И человек был действительно интересен в этих специфических ситуациях. Каков он в соприкосновении с техникой, с трудовым коллективом, со временем, с обществом. Как он себя ведет, что он решает, в чем он ошибается, в чем он прав. Во многих пьесах бывало, к сожалению, и так, что не увидать человека за варкой стали, возделыванием полей, изготовлением машин. Тог- ДЗ смотреть на все остальное было в высшей степени скучно.
Что-то в этом роде представляла собой пьеса «День-деньской». В ней целых три часа надо было ковать котлы, а характеры персона- жей написаны невнятно. Фамилии у них есть, имена есть, даже ка- кая-то биография имеется, но нет вещественности, нет «тела».
Посему я стал думать, как же сделать своего героя Друянова более ши менее вразумительным и интересным. Если следовать сюжету, ничего не получится. Сюжет ясен как день. За реконструкцию производства снимают директора с работы. Ну, про это были сотни фильмов и спектаклей. И тогда я стал вспоминать интересных, своеобразных, своеобычных людей, с которыми сталкивала меня моя актерская кочевая судьба.
В том числе вспомнился председатель колхоза, который рассказывал о том, как он боролся с пьянством. В его хозяйстве один из работников страшно пил, и ничего с ним нельзя было поделать- Наконец решился председатель на такой ход. Однажды ночыр они с парторгом колхоза пришли к этому выпивохе с ружьями и сказали: «Есть постановление правления колхоза о том, чтобы тебя расстрелять за пьянство». Мужик, жена его, дети стали плакать, а пришедшие изображали неподкупных судей и твердили, несмотря ни на что: «Пойдем в рощу, мы тебя расстреляем». Мужик просил пощады, валялся в ногах, и тогда они «смилостивились»: «Ладно, на этот раз прощаем». «И что ты думаешь, — сказал мне председатель колхоза, — бросил он пить».
Эту историю я рассказал на одном из совещаний в Министерстве культуры, и драматург Михаил Ворфоломеев потом поделился со мной, что, прибежав домой после совещания, молил только об одном: лишь бы никто не перехватил такой сочный сюжет. И в течение двух недель он сочинил одноактную пьесу, в центре которой событие, рассказанное моим знакомым. Она с большим успехом шла по российским самодеятельным театрам.
