Сверху стрелы засвистели.
Девушка осторожно потрогала бок – мокро. Во рту тоже слюней как водопад открыли, и солоно. В ушах звенеть начало, мутить. На руку глянула – кровь.
Ноги сами подкашивались, как не цеплялась за плащ мужчины, устоять не могла.
– Поранилась? – испугался. А чего?
Поплыло его лицо вперемешку с камнями, силуэтами деревьев, свист стрел смешался с его дыханием, подвыванием ветра меж камней и гулким боем капель о валуны.
– Держись… Эйорика?!
Девушка зажимала рану и чувствовала, как течет кровь, льется словно аорту пропорола. И не сдержала поток во рту. Ее согнуло, изо рта хлынула слюна вперемешку с кровью.
Майльфольм видно одно средство на все времена знал – "облатку" свою. Запихнул в рот девушке. Та б выплюнула, но он ладонью губы накрыл, стиснул:
– Глотай! Кровью изойдешь! Не упрямься!
Эра поперхнулась, закашлялась. Кровь носом ринулась. Мужчина в темноту ушел и скрыл в ней все ориентиры. Пустота…
Эру трясло. Она видела желтые цветы, похожие на подсолнухи и край сапога, что мял их. Запах стоял влажный и приятный, знакомый, но неопределенный. Пейзаж фрагментами смешивался с образом: Майльфольм и ребят. Она видела бегущего по полю Самару, потом дрожащего, свернувшегося словно живот разболелся, Радия, мертвые, застывшие глаза Самхата и суровую физиономию Шаха, упрямо бившего ботинками камни при подъеме. Гул его шагов смешивался с шелестом травы под ногами Майльфольма, заунывной трели над головой Самхата и тихого шепота в ухо Самары, тонкого скулежа Радия.
Бред.
Туман дымкой по полю…
Туман перед глазами…
Дымка сизая вверх, в отверстие в белом куполе…
Эра закашлялась от едкого запаха и словно из воды вынырнула, вспомнила, как дышать. Села соображая, кто она что зачем. С кем.
Круглое небольшое помещение из белого камня было аскетичным. Пучки трав вокруг по всему диаметру, пара окошек малых, круглых из которых свет бьет прямо в глаза. Слева столик, огонь в жаровне и спина человека. Женщина. Волосы седые длинные, рубаха до пят. А голос мужской у человека, монотонный, гундит что-то гудит, ходит по своду и бьет по ушам. Эру свернуло, уши зажала, изо рта опять кровь хлынула. Закашлялась, сплевывая на земляной пол сгустки.
Над ней старик навис, рубаха и волосы как у женщины, что у столика стояла, а мужчина. Сед, стар, горбонос, глаза цепкие, въедливый взгляд. А голос что ужас, ноет старик какие-то мотивы, рвет сознание, кривит своими руладами. Майльфольм в стороне как тень.
