Их укрывали. Не выдавали. То ли боялись, то ли вправду уважали. Люди продолжали дезертировать. Кого-то поймали и распяли. Рядом с одним из даыев - тот и на столбе продолжал петь гимны божественной любви. Еще одному господин Меамори, наслушавшись гимнов, велел по-простому снести голову. Теперь аураннцу сообщили, что с очередным даыем вступил в дискуссию почтеннейший мулла Абд-ар-Рафи ибн Салах - и диспут этот длится со времени рассветной молитвы. Разъяренный успехами карматской проповеди Тарик решил поехать послушать местного богослова самолично, причем не стоя под столбом на войсковом майдане. Как мудрено выразился Сейид - "в естественной обстановке".
Собственно, о диспуте сообщил начальнику Движущейся гвардии как раз он, каид Марваз. Ибо со своим отрядом из десяти преданных воинов обретался в лагере добровольцев, особо не светя принадлежностью к регулярным войскам на жалованье. Они даже головы стали брить полностью, не оставляя чуба. Это было, пожалуй, самой сложной частью задания - вот так брить голову.
Ибо каида Марваза с младых ногтей учили: оставляй прядь волос на макушке! Ибо что будет, если неверный отрубит тебе голову и понесет ее в свой стан как трофей? Он же ж собьет с головы твоей шлем и зацепит пальцами за щеку, чтоб нести удобнее! И что же? В твоем правоверном рту окажутся кафирские пальцы? Нет уж, пусть лучше неверный враг тащит твою голову за чуб!
Но господин Меамори оставался непреклонен: "Мне нужны преданные люди в этом болоте, о Марваз! Не выдавай себя, будь как они!". Ну вот они и старались как могли...
Тут за спиной застучали копыта. Над низенькими кривыми оливами замоталось черное знамя на трех длинных лентах - рийа эмира верующих, поди ж ты!
- Фаза-ааан! - ощерился господин Меамори.
- Павлин, - зло усмехнувшись, поправил его Сейид.
- Цельная стая энтих замечательных птичек, - мрачно подвел итог Хунайн ибн Валид.
Ибо Хунайн ибн Валид был куфанцем, а куфанский джунд терпеть не мог джунд нишапурский.
Выбравшийся из оливковой рощи отряд возглавлял всадник на высоком гнедом коне. На серебряном нагруднике вспыхивали солнечными зайчиками крупные бляхи золотой чеканки. Такие же бляхи украшали узду и чешуйчатый доспех, защищавший холку гнедого. Вызолоченные стремена тоже блестели, полукруглая попона из леопардовой шкуры поражала взгляд. Под кольчугой преливался оранжевыми полосами желтый шелковый кафтан.
- Ба, да это же господин Шурахбиль ибн Ас, каид доблестного войска Тахира ибн ал-Хусайна, - фыркнул куфанец, проводя ладонью по острой бородке.
