— Семнадцать… Будет через десять дней.
— Завтра у нас репетиция «Периколы». Знаете эту вещицу?
Клавдия кивнула.
— Приходите на репетицию. Вам будет полезно. И не опаздывайте. У нас не принято. Ну-с, а вы, сударыня? — обратился он к Миле Каминской.
В этот день попытки Мили стать артисткой закончились плачевно. На следующий год она удачно вышла замуж и через семь лет была уже матерью троих детей. А еще через шесть лет ночью к ним в дом пришли люди в военной форме и увели мужа, ответственного работника Наркомата тяжелой промышленности. Милю же с детьми выслали под Караганду, где она сидела в лагере вместе с женами Тухачевского и Якира.
Ах, какое это было удивительное время — весна и лето 1923 года!
«Периколу» давали 5–6 раз в месяц. Были аншлаги. И постоянно репетиции — перед каждым спектаклем. Клава пела в хоре, прохаживалась в массовке по сцене и была «неприлично счастлива», как она любила говорить. Первое, что сказал ей Синельников, — она поскорее должна избавиться от южно-русского «г».
— Если вы мечтаете стать настоящей артисткой, если вы хотите, чтоб вас услышали не только в Харькове, вам надо научиться правильному русскому языку, тому языку, на котором говорят великие русские артисты Сумбатов-Южин, Шаляпин, Остужев. — Синельников помолчал и добавил: — Вам надо заниматься вокалом. С хорошим педагогом.
— Но… — Клава хотела сказать, что оклад ее отца, Ивана Ивановича Шульженко, бухгалтера Управления южных дорог, не позволит оплачивать уроки.
— Не беспокойтесь. В Харьковской консерватории преподает мой старинный приятель, профессор, прекрасный педагог. Я с ним поговорю.
Через некоторое время Клава стала брать уроки у профессора Харьковской консерватории Н. Л. Чемизова.
После очередного спектакля «Периколы», который был посвящен 50-летию творческой деятельности Н. Н. Синельникова, в театре был устроен дивертисмент, в нем впервые, по просьбе Николая Николаевича, приняла участие Клава. Ее тепло приняли. Аккомпанировал «Дуня». Шульженко уже знала о странном прозвище недавнего выпускника Харьковской консерватории Исаака Дунаевского. После окончания концерта Клава и Дунаевский гуляли по Сумской. Он говорил ей, что необходимо искать новые песни. «Надо делать свой репертуар». И помолчав, добавил:
— А «платочки» Изы Кремер не надо больше исполнять.
— Это почему? — с обидой и вызовом спросила Клава.
— Иза Яковлевна эмигрировала с белыми. Сейчас поет в Стамбуле, в сомнительных ресторанах. И кому поет? Белогвардейцам.
