Узник обрадовался передаче, но тут же подумал: «От кого?» Никакой невесты у него не было. Острое чувство голода заставило взять картофелину. Он стал жадно есть.
— Смотри не подавись, — хохотнул тюремщик. — Ишь, налетел! А невеста у тебя ничего. Клавдией назвалась, — продолжал полицай с издевкой и добавил назидательно: Только верь моему слову: свадьбе вашей не бывать. Ишо до бракосочетания прикончат тебя тута, голубь! Если, конешно, не одумаешься и за ум не возьмешься.
И вот снова передача. Теперь ее принесла мать.
Он взял в руки пустую кастрюлю. Оглядел ее со всех сторон — ишь, как вылизали! И вдруг понял, что это та же кастрюля, в которой невеста приносила картошку. Точно! Вот и вмятина на боку!
Кастрюля знакомая, а принес ее другой человек? Как это понимать? Есть ли в этом какой-то смысл? Ни невесты, ни матери у меня в этом городе нет: они далеко отсюда, за линией фронта. Значит — это весточка с воли. Не веря еще в удачу, он продолжал рассматривать посудину. Почувствовал, что одна из ручек держится слабо. Он попытался открутить ее, но страшная боль обручем стянула голову. Перед глазами замельтешили красные круги, подступила дурнота.
Когда боль чуть приутихла, в сознании возникла мысль: «Почему фрицы ничего не спрашивали о Захаре Буйнове? Что с ним случилось? Может, удалось бежать?»
Узник тяжело вздохнул. Снова вернулся к пустой кастрюле... Крысы — сволочи. Он вспомнил, что у него в кармане должна еще остаться картофелина, берег ее про черный день. Куда уж чернее! Он отломил кусочек и осторожно просунул его сквозь распухшие, разбитые губы... Но картошка была маленькая, и после нее еще больше захотелось есть.
В камере становилось все холоднее. Или, быть может, это его избитое, обессиленное пытками и голодом тело уже не в состоянии было бороться за жизнь? Нет, не возьмешь! Он плотнее запахнул полы ватника. Сжался в комок, колени подтянул к подбородку. Стало немного лучше. Решил снова заняться шатающейся ручкой — не давала она ему покоя.
Повернулся к двери спиной, чтобы скрыться от глаз тюремщиков, и, передохнув, стал внимательно и со всех сторон осматривать посудину, отгибать и без того слабую ручку. И тут он заметил под ручкой кастрюли сплюснутый, еле видимый среди остатков каши клочок бумаги. Руки его дрожали, когда он осторожно извлек этот клочок.
Бумажка была мелко исписана острым карандашом. Ему удалось разобрать и понять основной смысл записки.
Загремел запор двери. Узник вздрогнул, быстро скомкал бумажку. Взгляд его тревожно метнулся по камере: куда спрятать?! Он сунул бумажный шарик в рот, давясь, проглотил его. А дверь уже открылась, и рядом с ним что-то тяжелое рухнуло на бетонный пол.
