По утрам, отдуваясь и сопя, Алексей просил прощения у жены, извинялся перед соседями, склеивал разорванные карточки и на работу являлся в более-менее «пристойном» виде, но уже к концу рабочего дня становился раздраженным, взвинченным — то его мучила контузия, то он злился на «буквоедов» в военкомате, не пускавших его на фронт, то переживал за младшего брата, от которого по-прежнему не было вестей. На людях он еще держался, но среди родных расходился. Особенно доставалось жене, она расплачивалась за его «загубленную жизнь». На нервной почве у Ларисы ухудшилось зрение.
Ольга недолюбливала брата за его необузданный нрав, агрессивность, хотя и понимала, что он тоже жертва войны, по-своему погибший человек, сгорающий изнутри.
Сестра Ксения находилась на трудовом фронте, а ее муж после ранения лежал в госпитале.
— У него пустячная рана, — сообщила Ольге мать. — Говорят, сам пальнул себе в ногу, чтоб увезли с передовой. Но люди много чего болтают. Говорят, он в госпитале спутался с какой-то санитаркой… Но Ксюша все равно его навещала. Она ведь добрая. Мне подарила шерстяной платок, а Лешкиной Люське отдала свою посуду… Ксюша теперь красивая, статная, ты ее и не узнаешь. А ведь помнишь, она с девичества была дурнушкой. Говорили, лицом не вышла. Но вот все время делает добро, и Бог ее вознаградил, она стала красивой. Сейчас на Ксюшу все засматриваются… Там, на трудовом фронте, они шпалы под рельсы кладут. А раньше окопы копали вокруг Москвы. Она рассказывала — стояли в воде, змеи плавали и ползали, целые клубки… А вот Анютка совсем меня забыла. Как уехала в эвакуацию в Омск, так ни одной весточки и не прислала… Неужто трудно написать матери? Ну, да Бог ее простит!.. А вот от Вити почему нет вестей, никак не пойму. Не мог он мне не написать.
Ольга успокаивала мать, но самой ей было тревожно. Уже около трех лет младший брат находился на фронте, и чтоб не написать ни одного письма!.. Ольга ходила в военкомат и даже в Министерство обороны, но ничего толком не выяснила; единственно, что ей сообщили — воинская часть брата была в окружении.
В Москве по Садовому кольцу вели пленных немцев. Они брели медленно, грязные, оборванные, совсем не похожие на тех, которых изображали на плакатах. У Крымского моста стоял зенитный расчет и висели воздушные заграждения; ежедневно по квартирам ходил домоуправ, смотрел, нет ли бреши в маскировке окон, заклеены ли стекла на случай бомбежки. От магазинов тянулись длинные очереди — по карточкам выдавали суфле и пивные дрожжи, а однажды дали продукты из Америки: сгущенное молоко, яичный порошок и тушеное мясо в жестяных коробках с приваренными ключами-открывалками. Первый раз за всю войну Ольга с детьми попробовала белого хлеба и мяса; но выпадали дни, когда питались одним «кулешом» — кашей из черного хлеба, запивая ее кипятком с сахарином.
