Изучив висевшее на стене расписание пригородных поездов, Кашлис с удовлетворением узнал, что последний поезд на запад еще не проходил, но должен был появиться с минуты на минуту. Они присели на лавку под навесом. Там-Там казался усталым и безучастным, и только фосфорически мерцавшие белки глаз выдавали его заинтересованное отношение ко всему, что происходило вокруг. Толстая, кургузая дворняга флегматично дефилировала вдоль перрона, подбирая недоеденные куски пирожков и вылизывая обертки от мороженого. Кашлис поцокал языком, дворняга подняла морду, шевельнула мохнатым огрызком хвоста, но двое людей на лавке ей не приглянулись, и она продолжила свой обход. Голоса рыбаков между тем повышались. «Но ты же его видел! — горячился один. — Он был вот такой, даже больше! Как щука». — «Гораздо меньше, — отвечал второй, побуждаемый любовью к истине и чувством рыбацкой ревности к столь эффектной неудаче коллеги. — Таких ершей не бывает». — «А может, это был ерш-мутант!» — «Скорее всего, мутант, — охотно согласился второй. — Еще, небось, ядовитый». — «Сам ты, бля, ядовитый! — рассердился рыболов-рекордсмен. — Нормальный здоровый ерш. Тебе и в четверть такого не вытащить!» — «Ха-ха-ха, — презрительно бросил скептик. — Стану я ловить всякую падаль!» — «Ах, значит, падаль? Тогда лови это!» Раздался тупой звук удара, яростный вопль, об асфальт сухо брякнули удочки, после чего удары пошли сериями, голоса взвились в унисон и тут же были перекрыты шумом подъезжавшего поезда. Там-Там и Кашлис забрались в вагон, из окна которого еще какое-то время могли наблюдать за ходом рыбацкой разборки. Неизвестно, кто именно из этих двоих был вдохновенным гением ершового промысла, а кто — принципиальным противником ловли ядовитых мутантов, но потери в битве несли обе стороны, и обитающий где-то в здешних водах гигантский ерш мог не сомневаться в том, что его порванная крючком губа будет сегодня же отомщена.
…Электричка набирала скорость, вагон был пуст, если не считать какого-то спавшего полулежа на скамье человека, который, судя по кожаной папке, шляпе и строгому костюму чиновника средней руки, оказался здесь с целью не более чем локального перемещения в пределах города, но пропустил свою остановку и теперь при хорошем сне имел шанс встретить рассвет нового дня уже в Европе, то есть за водоразделом Уральских гор. Африканец и его избавитель сели друг против друга у окна, за черным стеклом которого проползали городские огни. Кашлис в нескольких словах объяснил Там-Таму свой план действий, после чего оба надолго замолчали. Так они проехали еще пару станций, чиновник по-прежнему спал, огни редели, город оставался позади. В этом месте расходились три железнодорожных ветки — на запад, северо-запад и север, — поезд, грохоча на стрелках, забирал левее, разболтанная дверь тамбура то и дело откатывалась на роликах, ударяясь ручкой в косяк и затем возвращаясь в исходную позицию. Спутники сонно глядели в ночь и не заметили, как после очередного отката двери в их вагоне появился еще один пассажир: плотно сбитый, широкоплечий мужчина в военной форме, поверх которой была накинута куртка камуфляжной раскраски, но не стандартного армейского образца — во всяком случае, на ней отсутствовали знаки различия. Военный двигался по проходу, смотря прямо перед собой, но, приблизившись к их секции, увидел Там-Тама и резко остановился, сделав пол-оборота направо. Секунд десять он простоял безмолвно, разглядывая нигерийца (тот вжался правым плечом в угол между сиденьем и стенкой вагона), а затем громко, в два приема — «Кха-гхыммм!» — прочистил горло. По солидности издаваемого звука можно было заключить, что офицер, чьи погоны скрывала куртка, состоит в чине никак не ниже майорского (в действительности он был капитаном, но при этом служил на майорской должности).
