Это когда они только-только приехали из Торжка.
Опять эсэмэска! Не буду слезать со стула. Или буду? Господи, и телефон — городской.
Без одышки! Легко, весело. Осязать, радость, эйдос…
— Да! Да-да!.. Але? Але! Вас не слышно.
Это — он… Но, наверное, он не поверит.
— Я вас в самом деле не слышу! Перезвоните, пожалуйста.
За эти годы он прилетал в Москву дважды — и дважды звонил. И Лера вот так же алекала, а потом говорила: нет, вас не слышно. А он говорил: дуреха! Без обиды, без горечи — сострадая человеческой глупости как таковой. Но только это не глупость была, а ее незамысловатость, односложность… элементарность простого числа, не ведающего о том, что такое деление. Черно-белость и, да, видимо, все-таки глупость. И что же будет теперь, если он больше не позвонит?
Так, а что у нас на мобильном?
«Мамсик, машинка строчит? Есть креатив насчет ленты букета невесты».
Утречко летело к черту… О господи, опять городской.
— Але, да? Да-да!
— Ты меня слышишь?
— Слышу, да.
— Ну привет.
(Какой у него напряженный голос. И у меня. Я даже не понимаю, как его называть.)
— Как дела? Ты чем-то расстроена?
— Да нет. Всё ничего.
— Только в русском возможны две фразы с двумя антонимами в каждой, и при этом смысл высказывания…
— Что-что? Не поняла.
(Зачем я так нервничаю? Что он сказал?)
— Да — нет. Всё — ничего. Антонимы. Крайности. Их аннигиляция… В общем, Россия. — Смешок.
(Он раньше так не смеялся. И Россию любил. Странною любовью, но все же…)
— Прости, я спросонья.
— Прости, что разбудил. Ты в курсе? У Ксеньки с Филиппом для нас с тобой есть задание. Филипп специально нашел ресторан с вай-фай…
— С чем? А, да… По-русски говорят «с вай-фаем»… Извини. Я скоро привыкну…
(Теперь — у меня дурацкий смешок. Почему он не называет меня по имени?)
— А как говорят по-русски: ай-пад или ай-пэд? Неважно. Дети решили, что мы с тобой будем в руках с этой штуковиной — каждый… Мы будем видеть друг друга по скайпу, слышать музыку и двигаться в такт.
(Говорит, как с ребенком… Решил, что я без него тут совсем поглупела!)
— «Танцует тот, кто не танцует, ножом по рюмочке стучит…»
— Лера, мы должны с тобой оговорить танец. Какой комфортней тебе?
(«Лера» — как сухой лист. Растер — и дымок… И что мне ему теперь — «Славик? Вячеслав»?)
Мобильный. И хорошо!
— Извини, у меня тут другой телефон… Подождешь или перезвонишь? Лучше перезвони! Только обязательно!
Что я сделала? Я прервала разговор. Международный! Разве это был разговор?
— Да, Ксеник! Я слушаю.
