- Камараден, - начал я. - Как мы и договаривались
9 мая этого судьбоносного года, мы вошли в
порт Аргентины. Я уверен, что мы поступили правильно.
Никто из нас никогда не пожалеет, что участвовал
в этом походе. Для большинства из нас он
навсегда останется величайшим испытанием в жизни,
достижением, которым можно гордиться. Тяжело
расставаться после всего, что мы пережили вмес-
[- 15 -]
те. Ведь мы так тесно привязались друг к другу, что
стали почти единым целым. Но теперь каждый становится
хозяином своей судьбы и волен идти своим
путем. Но мы никогда не должны забывать, что мы
германские моряки, сумевшие остаться в живых,
хотя мы воевали в наиболее грозных и опасных войсках,
участвовавших в этой войне. Эта мысль будет
объединять нас в грядущие годы. Благодарю вас за
доверие и преданность делу. Желаю, чтобы осуществились
надежды каждого из вас и исполнились
ваши желания.
После этого я в последний раз пожал каждому
руку. На этих бородатых обветренных лицах можно
было прочитать все эмоции. У многих в глазах стояли
слезы. Но я должен был сохранять выдержку и
до конца играть роль железного человека. Последним
я протянул руку Мозесу, самому младшему
члену нашего экипажа.
- Я не беспокоюсь о тебе, мой мальчик, - сказал
я. - Ты крепко стоишь на ногах. Удачи тебе, Мозес.
Мы должны были попрощаться и с нашей надежной
подлодкой. Над блистающими под солнцем водами
Мар-дель-Плата в последний раз прозвучал немецкий
приказ: «Bezatzung stilIgestanden! Трижды ура
нашей верной непобедимой подлодке U-977. Гипгип-
ура!»
Аргентинские офицеры с уважением наблюдали
за этой маленькой прощальной церемонией. Затем
они приказали мне и моим офицерам подняться на
борт флагмана. Я сохранил все вахтенные журналы,
карты и навигационные данные и взял их с собой.
На палубе аргентинского крейсера «Белграно» построилась
команда аргентинской подлодки. Оркестр
играл марш, когда мы поднимались по сходням. Я с
моими офицерами явился к вахтенному офицеру, и
[- 16 -]
он вместе с нами промаршировал вдоль рядов матросов
в белой форме. И хотя я еще не знал, как обращаются
с немецкими солдатами и матросами в
других странах и других портах (как с побитыми
собаками, без всякого· уважения или хотя бы внимания),
я был благодарен за рыцарский жест по отношению
к побежденным.
В кают-компании мне предложили сделать подробный
отчет о нашем переходе, обозначенном на
картах. Затем я должен объяснить командующему
флотилией подлодок, почему я не затопил свой корабль
в открытом море. Я ответил ему, что если бы
мы это сделали, то никогда не смогли бы осветить
подлинные факты нашего похода. Но как мало значило
все, что я говорил, стало очевидно ИЗ его ответа:
