Комплекс материнства. Что может быть священней и звериней. Возвышенней и физиологичней. Милы мне люди с комплексами. От этого они как-то душевней, человечней, чем привыкшие ходить распоясанными личности некомплексующие. Но ещё более я славлю тех, чьи комплексы загнаны настолько глубоко, что порою забывает о них и о том, куда они загнаны, сам владелец коллекции. Это высокое искусство дрессировки, и женщинам оно, к сожалению, недоступно. Львов в цирке они могут укрощать, но комплекс материнства… А взамен его что я могу ей дать? Ребёнка моего?
Мы как-то дискутировали на эту тему, когда она «залетела» от меня и готовилась идти на аборт к подозрительному частнику. Идти в свою консультацию и далее в больницу обычным путём она боялась, потому что там её могли встретить знакомые, что-то разузнать о ней, что-то рассказать другим, и так слух о её аборте докатился бы до матери и до мужа, которые в этом вопросе вели себя как сообщающиеся сосуды. При мысли об этом запуганный взрослый ребёнок почти 30 лет от роду бледнел, расстраивался, но еще более бледнел, когда представлял себе, как мать и муж догадываются о том, что её ребенок от меня.
— Она сразу всё поймет, — убеждённо говорила Лина, — и скажет мужу, и они задушат его, как задушили котят, которых родила наша кошка, кастрированная сразу после этого проступка.
Я сначала смеялся над её страхами, потом сердился. Я не настаивал на рождении ребёнка от меня. Я — мужчина и, следовательно, укротитель комплексов, но меня унижал её страх перед диктаторшей-матерью и задротом-мужем. Но я и любил Лину именно такую: слабую, без прагматических навыков, без широких расталкивающих плеч и проворных хозяйственных рук. Мне нравился её инфантилизм и он же губил нас.
— А если ты умрёшь после посещения этого гинекологического подпольщика?
— Лучше умереть, чем они об этом узнают.
Вот вам и конец 20-го века, и всеобщее среднее образование, и решённое на страницах газет противостояние поколений, и равноправие женщин и мужчин. И всё же каждый из нас по-своему был прав. Она не могла преодолеть свой страх и свои комплексы. Я не мог раздобыть для нас двоих ни мансарды, ни собачьей конуры. И я не мог смирить себя перед её страхами. Все были правы и все от этого страдали, как страдала в 1953 году вся страна над гробом товарища Сталина. Но её сделка между чувством и «долгом» уже свершилась. На очереди моя.
Каждый здравомыслящий читатель осудит моего героя за все эти интеллигентские нюансировки и альтернативы чувства и «долга». Обычная вещь для каждого из нас, а у него того и гляди дело до трагедии дойдёт. Мы, может быть, по семи раз на дню этот самый выбор выбираем, и ничего. Я, генеральный манипулятор, прежде чем манипулятором стал, может, трём таким как М. верой и правдой послужил, а он от одной нос воротит.
