В запретной зоне | страница 5



Разговор происходил на территории Лариски, точней, ее сестры, в сапожниковом дворе. Мать жениха не прихватила с собой на объяснение к невесте своего сына, и Лариске потом в голову не пришло разыскивать его, чтобы спросить, например, согласен он с матерью или нет, или, может быть, стоит поспорить с ней, уговорить, пригрозить двойным самоубийством, в конце концов, в колени бухнуться, или же вдвоем удрать куда-то, в большой город, где никто о них ничего не знает. Можно ведь было поступить на стройку, стать комсомольцами и жить в палатке, точно никакой усадьбы никогда и не было. Но горе Лариску опьянило, стало шатать, и она не смогла бы теперь работать на стройке. И вдобавок она как будто вмиг разучилась ходить прямо, не втягивая голову в плечи.

И когда они сталкивались потом в местечке с бывшим женихом — мудрено было на наших улицах нигде ни разу не столкнуться — она старалась всякий раз быстрее пробежать мимо него, а этот парень, надо отдать ему должное, ни разу не пытался с ней заговорить. И когда он женился, наконец, Лариска начала стесняться его законной жены. Где бы ни оказывались они с ней рядом — тушевалась. От колодца отходила, не набрав воды — пусть та сперва наберет. У магазина ждала, пока та выйдет, и потом заходила не сразу, хотела, чтобы люди в очереди забыли, что здесь только что была та женщина.

«Ишь ты, хотела занять чужое место!» — так, ей казалось, должны были думать о ней, Лариске, все подряд, кто знал о несостоявшейся свадьбе, и она готова была извиняться перед каждым встречным-поперечным. Она пыталась в душе извиняться, но не находила нужных слов. И эти поиски оправданий для себя были написаны на ее лице, как когда-то на лице ее старшей сестры была написана безумная любовь к сапожнику Николаю. И так же само как Натаха цепенела от своей любви, Лариса цепенела от сознания вины.

Но никто так и не собрался отвезти ее за эту вину в ледяную пустыню, чтобы она стала там звенящей твердой куклой, и она еще долго жила со своей виной, даже после того, как на спортплощадке возле клуба в составе группы из одиннадцати человек немцами были повешены и ее бывший жених, и его законная супруга. Для Ларисы в тот день как будто ничего и не случилось. По крайней мере, если смотреть со стороны. Кажется, взгляд ее был теперь не более угрюмым, чем раньше. И все ее силы, как прежде, направлены были на то, чтоб в ее жизни ничего не менялось — что бы ни происходило. С ней, мол, уже все произошло.