В запретной зоне | страница 3
Парень играл ее любовью — как же, хозяйская дочка, барышня из усадьбы. А он шил сапоги. И отец его был сапожником, и дед. Парень знал, что Наташке его женой не бывать, да это ему было и все равно. Главное, что барышня такая, в туфлях с бантами, с вуалькой вместо платка, вся так и обмирает, только увидев его, и эта зависимость ее у всех на виду. Придет время — отец подыщет для нее мужа. То-то слез девичьих будет. Придет время — и у него самого будет жена, да это когда еще, рано ему жениться, не догулял свое. И в койку он Натаху не затянул, хотя мог бы. Или в какую койку — тогда, кажется, ходили на сеновал. Только зачем ему на свою голову проблемы, он что, больной, чтоб связываться с Яковом? Пожалуй, тот если и убьет кого за опозоренную дочку, так ему за это никто пальцем не погрозит. А Николай не собирался помирать. И что сказал он ей в тот вечер возле своей калитки в темноте, так это не подумавши. Всего-то на минутку взяла его злость — ишь, караулит его у дома, сохнет по нему. Заигралась, детка. Вот он и сказал, что если, мол, так сохнешь, то не слабо тебе оставить ради меня папкино добро и перейти насовсем в нашу хибару — да женой сапожника, отродясь не имевшего прислуги, да еще невесткой к моему папаше, первому в округе шалуну, который как напьется пьяным, так и начинает сапожною колодкой махать, не разбирая, куда.
А может, и не так он тогда сказал. «Слабо» — уж точно не говорил, с чего бы ему в те давние времена говорить на нынешнем жаргоне.
Только Натаха наутро постучалась в калитку, прикрикнула, чтобы собаку придержали. Отец вышел и взял Сирка за ошейник, тут Натаха вошла во двор с узелком. Отец отступил с собакой на шаг. Николай спал еще. Натаха прикрикнула на него, чтобы вставал, и он думал, что никак не может проснуться, потому что Натаха была уже везде — и внутри дома, и снаружи, в сарае, но и в избе, и на грядках тоже, так и летала она, знакомясь с немудреным хозяйством, и покрикивала уже на оробевших мужиков, а те кидались выполнять, что она скажет.
И предстояло им отныне слушаться ее — отцу так и до самой смерти, последовавшей вскоре. Говорили, что водка годами сжигала ему внутренности по чуть-чуть, и у него мало сил оставалось для жизни. Хотя с такой молодой хозяйкой в доме чего там — живи да живи. Главное, слушайся ее, она знает, как вести дом. Да ее нельзя было не слушаться — вся в Якова она была. Талант. Наверное, в другое время она бы смогла стать и директором завода, и даже президентом страны… Но тогда кому бы это в голову пришло? Она была — просто молодая баба, с юности умевшая всех держать в узде. И Николаю тоже предстояло слушаться Натаху до самой смерти — то есть еще шестьдесят семь лет, с перерывами на войну и на прочие экстраординарные случаи, когда он уезжал из дома, например, в техникуме учиться на бухгалтера, и еще раньше тоже уезжал, подхваченный общей волной в составе революционной молодежи.