Девчонки изводили на письма счастья горы бумаги и отмечали в карманных календариках, в какой день ожидать, что Бобров обратит на тебя внимание.
Будь в этих письмах все правда, бедняге пришлось бы каждый день предлагать дружбу восьми или десяти одноклассницам. Но счастье досталось только одной из нас, Кате Павловой. И это, без сомнения, было справедливо. Катя отличалась от всех нас. И от тех, кто бегал по школе с грязными коленками — вроде меня — и мог запросто хлопнуть соседа книжкой по голове, и от тех девчонок, что только и старались, чтоб взрослые были довольны — зубрили все уроки, на переменах чинно ходили под руку.
Катя была другой, и на всех одноклассниц она посматривала снисходительно, точно знала нечто такое, чего не знал больше никто из нас.
Кирпич перед уроком распорядился: все выйдут из класса, дежурный проветрит помещение и уберет из него все лишнее. Очевидно, имелись в виду мятые бумажки, разбросанные теми, кто был здесь до нас.
Дежурит Бобров.
Звенит звонок. Мы входим в класс, учитель начинает урок, и тут раздаются мальчишечьи голоса:
— Ой, а где мой портфель?
— Ой, и у меня тоже нету…
Кто-то первым бросает взгляд за окно — а там на дорожке и на газоне разбросано штук пятнадцать портфелей.
Бобров по-своему понял приказ убрать все лишнее. От портфелей он избавил всех наших мальчишек, кроме, разве что, бедняги Геныча, которому и без того достается, да еще Вани Корнева, про которого все говорят, что после школы он будет учиться дальше.
Кирпич посылает Боброва на улицу собрать портфели.
С минуту мы сидим молча, переживая Сашкину выходку. В глазах у девочек восхищение — кто бы еще такое придумал? Мальчишки посмеиваются — не ожидали, видать, такого, но если это сделал Бобров, то, значит, все правильно. Кто бы еще так ловко оттянул начало урока? Звонок-то прозвенел, время идет, а учитель стоит, забыв, с чего он собирался начинать…
И тут подает голос Катя. На равных, как взрослая, она спрашивает:
— Григорий Деевич, а как же Бобров принесет столько портфелей? Можно я пойду помогу?
И тут наступает тишина.
Катина смелость поражает всех нас сильней, чем выходка Боброва.
Кирпич в растерянности непроизвольно делает шаг вперед и останавливается перед маленькой женщиной.
— Ну… Что ж… Пойдите, помогите ему…
Сроду у нас учителя не называли детей на «вы».
Разве что добрейший, скромнейший Николай Иванович обращался к Таньке Семеновой:
— Я убедительно просил бы вас заняться моим предметом… Электротехникой…
