Тропинка на аэродром - Вильям Федорович Козлов

Я знаю, что она идет сзади. Не по тропинке, которая петляет меж островками желтой куриной слепоты, а вдоль ржаного поля, пронизанного синим мерцанием. Это качаются на ветру васильки. Их много во ржи, не у кромки поля, а там, дальше, где гуляют зеленые заколосившиеся волны.

Когда я оглядываюсь, она нагибается и рвет васильки. И вид у нее такой, будто она случайно забрела за цветами. Раньше васильков вдоль ржаного поля было гораздо больше. Теперь стало мало. Она их все скоро сорвет. Папа как-то сказал, что председатель должен вынести благодарность за то, что она уничтожает сорняки. Она ответила, что без васильков и поле не поле. Что угодно можно называть сорняками, только не васильки.

У нас в квартире в вазах, в стаканах, даже в пузатой бутылке из-под болгарского вина стоят васильки. Это ее любимые цветы.

Солнце светит нам в спину и скоро сядет за лесом. Оно большое, красное и совсем не жаркое. Не то что днем. Когда солнце сядет за лесом, начнут петь соловьи. Здесь много соловьев. Те соловьи, которые поют хорошо, живут в роще, а которые похуже — в зарослях ольшаника.

Папа в шутку сказал, что в роще, мол, живут «заслуженные артисты», а в ольшанике — рядовые.

Сегодня солнце очень долго не садится. Один из «заслуженных» попробовал голос и защелкал, засвистел. Не хватило у него терпения дождаться заката. Остальные пока помалкивали.

Она выпрямилась, опустила руки с синими васильками и, глядя прямо перед собой, стала слушать. Она могла слушать соловья до утра. Вот так, наклонив голову и не двигаясь.

Когда соловей умолкает, она снова продолжает путь.

Она — это моя мама. Я на нее сердит, поэтому и называю «она». Я иду на аэродром — встречать отца. Каждый раз, уезжая, он просит маму, чтобы она его не встречала. От нашего дома до аэродрома шесть километров. И потом, случается, полет затягивается. И маме приходится ждать. И у нее иногда бывает такое несчастное лицо, что однажды командир части сказал отцу, что при виде мамы он почему-то чувствует себя виноватым.

Папа очень просит маму не приходить на аэродром. Она обещает, но как только он улетает, у нее все из рук валится — и она уходит в поле за цветами... А ржаное поле как раз в той стороне, где аэродром. Мама говорит, что она даже и не замечает, как оказывается у летного поля.

Я останавливаюсь и жду ее. Она нагибается за васильками и долго не разгибается. Она думает, что мне надоест ждать и я пойду дальше. Но я стою и жду.

— Это ты, Костя, — улыбаясь, говорит она. — А я смотрю — мелькает впереди знакомая рубашка...