Незнакомый полковник, с кем поселили Фурашова в гостинице, оставив чемоданчик, ушел по своим делам. Раздевшись до пояса и поплескавшись вволю под краном — вода была мутная, теплая, — Фурашов, однако, почувствовал приятную свежесть и теперь, вернувшись в комнату, еще продолжал растирать тело и лицо махровым полотенцем. Багровые, как от ожогов, пятна разошлись по коже.
И не успел надеть рубашку, как постучали. Фурашов автоматически бросил «да», но тотчас, вспомнив, что без рубашки, кинулся к стулу, на спинке которого висела одежда. Но поздно: в проеме двери вырос Сергей Умнов. Без формы, в пестрой цветной безрукавке с расстегнутым воротом, красно-подгорелые лицо и руки, светлые волосы отбелились, отбелились и брови, нос в бело-розовых крапинках — только отшелушился. В Умнове трудно было признать инженер-майора, Гиганта, одного из ведущих конструкторов, «правую руку» Бориса Силыча Бутакова.
— Испугал? — Сергей шагнул через порог. — Можешь не одеваться: тут до адамова костюма раздевайся — толку мало! Мозги плавятся. С приездом в Кара-Суй! — Они крепко стиснули друг другу руки. — Узнал, что приехал, и вот зашел. Шеф собирал, давал «цеу», поименно зачитал, кто будет — от военных, от ЦеКа, промышленности...
Фурашов поставил стул, Умнов присел, но на самый краешек, — сейчас встанет и уйдет. Что-то неуловимо рассеянное было в его поведении, словно он кроме разговора чем-то был занят еще другим, какой-то внутренней работой.
Фурашов, наблюдая за ним, сказал:
— Ценные указания... Готовитесь?
— Готовимся. Покажем... Иллюминацию, фейерверк. Борис Силыч — главный церемониймейстер... — Он не договорил, махнул рукой.
— Разочаровался?
— В нем? Не то! — Сергей упрямо мотнул головой, выгоревшие, отбеленные волосы трепыхнулись. Фурашов знал эту привычку: так Умнов делал всякий раз, когда его жена-хохотуха, забывшись, расходилась в компании. «Не надо, Леля», — негромко говорил он угрюмо, тяжеловато. — Именно не то. Просто переоцениваются ценности, в результате чего каждая приобретает свою естественную стоимость... Говорят, даже в музеях это практикуется. Хотя там вещи неизменны, а тут живая природа. — Он усмехнулся горьковато, края губ опустились. — В Москве читал в витринах магазинов? «Продажа товаров по удешевленным ценам». По удешевленным ценам... понимаешь? Абракадабра, но есть в ней что-то. Вроде скрытой насмешки. Ладно! Как дома, Алеша?
— Так себе... По-прежнему, — ответил Фурашов, не желая вдаваться в подробности, видел: Сергей спросил это из приличия, его занимало другое. — А у тебя? Леля, ребята?
