— Нельзя.
— Ах, нельзя?
— Мне нравится вслух, и буду вслух. Я чту веру божью и святую церковь.
— Не в том дело.
— А в чем? — живо спросил старик, готовый ринуться в спор.
Сын хмуро молчал.
— Что вы за люди! — проговорил отец. — В церковь не ходите, постов не соблюдаете. Как жить будете без праздника божьего, без веры? Подобно скотине?
— Теперь все так, — примирительно заметил Гаржев.
— Так? Вот поэтому у вас все так и идет. На вот, все тебе повышения не выходит.
— Тина не может уснуть, когда ты читаешь, — смущенно сказал Гаржев, вспомнив, о чем он раздумывал ночью. — Из-за этого весь сыр-бор. Она сейчас в деликатном положении, капризничает.
— Гм… — удивленно покачал головой старик и, чему-то весело и добродушно улыбнувшись, заглянул в библию.
— Мы выйдем немного пройтись, — несмело произнес сын, отводя глаза.
— Ну что ж, ступайте.
— А ты?
— Некуда мне ходить…
Гаржев вздохнул с облегчением.
За дверью, в полутемном коридорчике, где стоял густой запах тушеной капусты и хрена, он постоял в раздумье. Ему было не по себе, что он оставляет отца в доме одного. В душе снова поднялась та же сумятица, что минувшей ночью, и он сказал себе: «Старик прав. Так оно и есть. Без радости живем».
Когда он вернулся к жене и увидел ее заспанное, злое лицо, его охватила такая ненависть к ней, что он с трудом взял себя в руки.
— Пойдем прогуляемся, — сказал он.
Она не ответила.
За окнами слышались шаги, голоса прохожих. Людские тени скользили по светлым шторам, украдкой проникая в комнату. Город просыпался от послеобеденного сна.
— Пойдем же! — настойчиво повторил Гаржев.
Жена зевнула долгим, протяжным зевком, так что на глазах выступили слезы, и тупо уставилась куда-то в сторону.
— Куда мы пойдем?
— Там посмотрим.
— Отец разозлился?
— Не-ет.
— Не хочется мне никуда идти.
Он принес ей пальто, шляпу, боты и сам тоже стал одеваться. Ему казалось, что, как только он выйдет из дому, на душе сразу станет легче и все утрясется. Но когда они вышли, возник мучительный вопрос: куда идти? Гаржев предложил нанести визиты двум-трем семействам, с которыми они водили знакомство, но жена воспротивилась.
Взявшись под руку, они пошли просто куда глаза глядят. Широкая улица с закрытыми магазинами выглядела невесело. По тротуарам лениво гуляли, вызывающе хохоча и громко переговариваясь, горничные и мастеровые. С верхнего конца улицы целыми компаниями спешили к центру жители пригородов.
Госпожа Гаржева ступала медленно, тяжело. С того времени, как она почувствовала себя беременной, она вечно дулась и капризничала. Гаржев начал бояться ее и, чем сильней ощущал над собой ее власть, тем яростней ненавидел. Он оборачивался к ней и с отвращением смотрел на одутловатое лицо, спокойное и сердитое одновременно, на курносый, похожий на сливу нос, синий, небрежно напудренный.
