Будни и праздники - Эмилиян Станев

Секретарь суда позвал к себе второго рассыльного и бесстрастным голосом сообщил, что он уволен по сокращению. Андронников выслушал его, захлопал глазами и вышел.

В полутемном, давно не метенном коридоре суда уволенный рассыльный опустился на свой стульчик перед дверью зала заседаний.

Он был оглушен и подавлен. В голове промелькнули мысли о троих детишках и жене, о приближающейся пасхе… Он все еще не мог понять, что все кончено, и продолжал сидеть, тупо уставясь на дверь кабинета секретаря.

Из архива доносился стук пишущей машинки и голос протоколиста, который что-то диктовал. Первый рассыльный, его напарник, прошел по коридору с пачкой повесток в руке и, не глядя на него, важно проследовал в архив.

Обычный будничный шум и суетня продолжались, как будто ничего не произошло, и это окончательно сразило Андронникова. Он встал со своего стульчика и, никому не сказавшись, отправился домой.

Жена его, испитая и маленькая, расплакалась, осыпала проклятьями судью, а потом набросилась на него.

Андронников смущенно оправдывался и кротко слушал ее вопли, но когда она начала швырять все, что попадалось под руку, и совать ему под самый нос свой костлявый, маленький, как у ребенка, кулачок, он взорвался, толкнул ее в грудь, страшно обругал и пошел в корчму искать сочувствия. Там одни его жалели, и тех он угощал вином, другие пожимали плечами, а третьи подсмеивались над ним.

Андронников напился, ругал начальство, жену и весь свет и вернулся домой поздно вечером.

С этого дня жена его пошла белить стены и стирать по чужим домам, а он пропадал в кофейнях и корчмах. С утра до вечера слонялся по городским кварталам, пока не спустил все свои деньги — все выданное ему жалованье. Тогда наступило самое худшее. Жена уводила с собой детей в чужие дома и кормила их там, где работала. Вечером Андронников заставал их уже спящими, а если они еще не легли, то молча, с неприязнью наблюдали, как он ищет на пустых полках еду. Он стучал и гремел на кухне, потом ложился голодный и пьяный. Скоро они стали спать в другой комнате и запираться на ключ.

В корчмах над ним издевались, заставляли петь за стакан вина или плясать рученицу.[1] И Андронников плясал, подсаживался к своим недавним приятелям и унижался, потому что идти ему уже было некуда.

Утром, в страстную среду, он нашел у жены деньги, спрятанные в наволочке ее длинной соломенной подушки — несколько зеленоватых бумажек, накопленных с большим трудом на башмаки для детей к празднику.