И, не дожидаясь ответа, он обнял ее и прижал к себе.
Она смотрела на него примиренными и грустными глазами, в них были и любовь, и страдание, и только что пробудившийся страх. Ей казалось, что ее представление об Алекси было всего лишь красивой мечтой, которая разрушена, а теперь началась другая, полная неизвестности, но настоящая жизнь.
Немного погодя они спускались вдоль оврага к деревне с собакой, бежавшей позади, провожаемые тихим журчаньем ручья, она покорная и смирившаяся, он все еще возбужденный охотой, счастливый и до смешного гордый убитой дичью, висевшей у него на поясе.
Через реку
© Перевод А. Полякова
Дорога уходила вниз, как в пропасть. На дне ущелья, где монотонно гудела река, ничего не было видно. Не различались даже макушки леса. По небу, цвета пороха, ползли тяжелые облака. Снизу они плохо просматривались — их вполне можно было принять за тени улетающих птиц — но скоро они совсем исчезли из виду.
— Шагай быстрее! — сказал акцизный стражник,[8] похлопывая в темноте по крупу лошади. — И смотри у меня, не вздумай бежать! Как уже давеча предупредил, буду стрелять!
— Куда тут бежать? — отозвался тихий, но неунывающий голос. — Темень — глаз выколи, ну ничегошеньки не видно!
— Тебе-то? Да у тебя глаза, как у кошки…
— Если бы не лошаденка, ты бы и шагу не сделал, — произнес нараспев тот же голос и тихо добавил: — Не понукай ее попусту, она свое дело знает.
— Эхма, ну и темнотища! — произнес басом полицейский. — Тоже мне нашел время контрабандой заниматься. |Так и хочется дать тебе в морду, чтобы у меня на душе полегчало.
— За чем же дело стало, ну, ударь! Только от этого не посветлеет. Все так же и останется.
— Слушай, — строго заговорил акцизный и натужил глаза, чтобы лучше различать щуплую фигурку крестьянина, — почему не сознаешься, где дробишь табак? Ясно, что не один действуешь, есть у тебя помощнички!
— Начальнику все выложу.
— Хм, перед ним, выходит, стелешься. А меня, значит, ни в грош не ставишь? Ну что ж, хорошо…
— А кто ты есть? Простой стражник, самый низший чин.
— Ах, вон как ты заговорил! Болтай, болтай, отягчай свое положение.
— Да ты никак сердишься? Я погорел, он меня сцапал, навлек беду на мою голову, а еще и сердится.
— А ты меня не замай!
— Был бы ты человеком, отпустил бы меня. Я не из тех, кто забывает добро.
— И зачем только вы сеете этот проклятый табак? — проговорил полицейский. — Из-за него и штрафы, и контрабанда. Из-за него же в селе друг на друга ножи точите. Сами доносы, анонимки стряпаете, а потом мы же еще и виноваты, что вас ловим.
