— Я только что вернулся из Франции, — прошептал он, увлекая меня в тихий уголок. — У меня к вам преинтереснейшее предложение. Мы должны отыскать где-нибудь тихий уголок и обговорить детали.
— Как вам будет угодно.
— Само собой. Созвонимся.
Прошло немало времени, но на контакт он не вышел. Так прошло два года.
Затем внезапно он записался у меня на автоответчике и пожелал узнать номер моего телефона, поскольку хотел бы обсудить со мной нечто важное. Я дал его ему. Мы договорились, что в один из ближайших дней либо он позвонит мне, либо я ему, чтобы договориться о встрече.
В середине 1993-го я увидел Штоклера сидящим на террасе в каком-то кафе, задумчиво помешивающим свой чай. Я подошел к нему и представился. Он был рад нашему знакомству. Он хотел бы перезвонить мне в ближайшее время, чтобы предложить одну интересную вещь. Лучше всего было бы, предложил он, если бы мы присели на террасе в каком-нибудь кафе и смогли спокойно обо всем поговорить. Он позвонит мне в четверг или пятницу, чтобы договориться о встрече. До того у него не будет времени.
В мае 1996-го мы встретились на одном филармоническом концерте, но смогли перекинуться только несколькими словами, поскольку музыка звучала слишком громко.
По намекам, которые он делал мне в предыдущем году, я догадался, что он мне несколько раз звонил, но я все время был занят. Я посоветовал ему попытаться делать это в начале вечера, часов этак между 6 и 7. Он обещал запомнить это время и добавил, что его предложение меня чрезвычайно заинтересует.
Вот, собственно, и конец всей истории.
Вскоре после нашего последнего разговора Штоклер заболел и немного спустя умер.
Я узнал траурную весть из письма его вдовы. Она сообщала, что ее покойный муж думал обо мне на смертном одре и постоянно строил большие планы, которые он хотел осуществить со мной, и только со мной.
Вчера ночью мой телефон зазвонил. Это был Штоклер.
— У меня сейчас получше со временем, — сказал он могильным голосом. — И я хотел бы сделать вам очень интересное предложение.
— Прекрасно, — ответил я. — Позвоните мне сразу, как только сможете.
Еврейская религия предписывает с безграничным оптимизмом, что ребенок мужского пола на свое тринадцатилетие переходит во взрослое состояние. Это судьбоносное событие называют "бар-мицва", и ребенка учат молиться, как раввина, и благодарить своих великолепных родителей за все их мнимые благодеяния. Может быть, ребенок и станет мужчиной, но уж родители, точно, — инфантильными.
