— Это не поможет, госпожа, — грустно повел головой Дольникер, — сапожнику с самого начала больше поверят.
— С самого начала?
— С начала!
— Почему?
— Потому что он — оппозиционер, соперник на пути к власти.
— Черт побери! — воззвал цирюльник к жестоким небесам. Женщина также излила свое горе перед инженером, способным понять человеческую душу.
— Послушайте, господин инженер, — плакалась она, — теперь вдруг все хотят быть старостой де-факто, потому что это нынче в моде. До сих пор мы просто не знали, что у нас есть староста…
— Вы правы, госпожа, у вашего мужа непререкаемый стаж.
— Ты слышишь, Залман? Господин инженер говорит, что у тебя есть этот, непререкаемый или что там…
— Стаж, то есть право, приобретенное благодаря прошлым заслугам.
— Да? — прорычал Хасидов, выпучив глаза. — Так чего же хочет этот психованый сапожник, который чинит ботинки так, что в них ходить невозможно? Чего он хочет?
— Смены власти, — объяснил Дольникер и добавил с максимальной деликатностью: — Надо быть проворней не только во власти, но и с бритвой, господин Хасидов.
Бритва затряслась в руках цирюльника, как рапира у нервного фехтовальщика.
— Залман, — заныла женщина, — не забывай, что сказал Герман Шпигель: тебе нельзя волноваться. Все дела старосты де-факто ничего не будут стоить, если ты заболеешь…
— Ты права, жена, — Залман высунул язык. — Увольняюсь, и все тут.
— Увольняться?! — выпрямилась госпожа Хасидов во весь рост. — Ни за что!
— Господа, господа! — успокоил их Дольникер, стараясь говорить помягче. — До чего ж мы дошли, Господи? Что случилось вдруг в этой уважаемой деревне?
— Господин инженер, вы слишком добрый человек, чтобы понимать наши дела, — ответила женщина. — Слишком многое изменилось у нас за последнее время.
— Во всяком случае, я готов помочь в меру своих скромных сил. Объясните мне, господа, каким образом у вас выбирают старосту.
— Не выбирают, — пояснил цирюльник, — всегда все вешают на меня, потому что я умею писать на иврите без ошибок и у меня больше времени, чем у других, ведь я не должен ожидать очереди в парикмахерской, вот меня и выбрали…
— Если так, необходимо изменить сейчас же избирательную систему, — объявил Дольникер. — Не слепая судьба должна решать столь важный вопрос, а честная муниципальная борьба.
— Пожалуйста, — заявил цирюльник, — я готов.
— Вам нужно в ближайшие дни созвать Временный совет как верховный орган, выражающий волю деревни, — продолжал Дольникер излагать свою тайную программу, — и теперь, господа, лишь муниципальный орган будет решать, кто станет старостой в Эйн Камоним!
