Скотт Рейнольдс и непостижимое | страница 2
Теперь цветы свертывают свои лепестки. Они оживают ночью, распускаются, чтобы подставить чашечки солнечному ветру, который образует стотысячемильное клубящееся облако в ночной тени земли. В этом вихре, возможно, носятся души мертвецов, все духи, поглощенные вселенной с глубочайшей древности до наших дней. Утешайся этой мечтой о запредельном мире… и как бы твоя тайная психогония не превратилась в религиозный культ!..
Скотгу Рейнольдсу хочется сбросить с себя свою кожу. Ах, если бы человек мог, подобно бабочке, оставляющей за собой кокон, оставить позади все, что он накопил за свою мерзостную жизнь, — честолюбие, самообманы, манию величия, — и родиться снова, как рождается день! Увы! Подобное очищение послужило бы чистой основой для новой дряни. О, человек, перестань умствовать, перестань, если хочешь наслаждаться!.. Вон молодая смоковница широко раскинула ветви над асфальтом шоссе, там, где начинается песок. Каждое утро и около девяти часов, когда он возвращается с пляжа, эта смоковница напоминает ему жену Мэри (в дни ее молодости!) и заставляет подумать о том, как далеко он от нее. Между ними десять тысяч миль… Еще одна иллюзия — пространство! Хе-хе, как знать, не навеяна ли эта ассоциация идеей женственности вселенной, например. — Перестань думать о доме, внуши себе, что Мэри давно мертва и что не существует ничего, кроме того, что ты видишь вокруг, говорит он себе, пробираясь между закрытыми солнечными тентами, от которых еще нет теней.
Песок прохладен, усеян следами ног и тел. За ночь море выбросило новые водоросли, пахнет йодом.
Скотт Рейнольдс сбросил халат, который сложился на песке в громадную орхидею, швырнул туда же соломенную шляпу и, оставшись в одних трусах, начал утреннюю гимнастику. Длинные ноги понесли его размашистыми и ритмичными шагами, оставляя на песке глубокие вмятины, которые кружевной язык моря спешил зализать и сгладить. Сто ярдов[2] вперед и назад, потом отдых по колено в теплой синей воде, по которой скользит заря, обещая ликующий блистательный день с ликующей блистательной ложыо, и ты прекрасно это знаешь. Скотт Рейнольдс, и тебе хочется упасть на колени и зарыдать от умиления и восторга перед ее вечно обольщающей тайной… хотя и она начала тебе приедаться! Когда ты вчера засыпал, стараясь, как всегда, чем-нибудь утешиться, ты мечтал заказать стеклянную лодку (жалко, что в этой социалистической стране вряд ли кто-нибудь тебе ее сделает), впрочем, не лодку, а саркофаг с герметической крышкой, и в какую-нибудь синюю ночь поплыть к Геллеспонту,