— Я подумала, что вы… забыли… — сказала она, проглотив слово «меня» в самое последнее мгновение, когда оно было уже на кончике языка.
— Я хотел прийти, но не мог, — ответил он, путая ударения и растягивая согласные.
— Мы ждали вас… с женой учителя, там, у дороги, хотели вас повидать. Вы разве не возвращаетесь в лагерь вместе со всеми?
— Нет, я работаю в самом лагере, — неохотно сказал он, и его темные брови слегка нахмурились.
Наступило молчание. Они стояли друг против друга. Горячий ветер бился об них, плотно прижимая пеньюар к ее телу и распахивая полы, открывая округлые колени. Густой румянец заливал ей лицо, и она прятала глаза. Обломившаяся веточка абрикосового дерева застряла у нее в волосах.
Он смотрел на нее сияющими глазами, и она чувствовала, что его взгляд завладевает ею и кружит голову, как этот взвихренный ветром воздух. Смятение ее все росло, ей казалось, что сейчас она сгорит от стыда. Мысль, что она стоит наедине с посторонним мужчиной, вновь пронзила мозг, и в тот же миг к ней вернулось самообладание.
— Подождите, — сказала она и чуть не бегом вернулась в дом.
«Боже мой, что я делаю! — вскрикнула она про себя. — Что это со мной? Я сошла с ума! Отдам ему сапоги, и пусть уходит».
Гордость помогла ей взять себя в руки. Она сердито вытащила сапоги из-под столика и, придав лицу спокойное и даже строгое выражение, спустилась в сад.
— Возьмите, это вам, — сухо сказала она.
Он взглянул на нее с удивлением, и ей трудно было решить, что его удивило — ее сухой и спокойный тон, перемена в выражении лица или сапоги, которые она ему протягивала.
Он взял их, посмотрел на свои жалкие коричневые полуботинки. Лишь теперь Элисавета заметила, что на этот раз на нем уже другой френч, не рваный, и поношенные, но целые бриджи, а над дырявыми башмаками аккуратно навернуты зеленоватые обмотки. Он казался стройнее, выше, и платье сидело на нем ловко, хоть у него и был вид человека, одевшегося в лавке старьевщика.
— Благодарю, сердечно благодарю вас, — сказал он.
— Надеюсь, они будут вам по ноге, — проговорила она. — Это сапоги моего мужа, но он их не носит.
— А где ваш муж? — спросил он.
— В городе… Он там служит.
Пленный с усмешкой взглянул на нее, и ей показалось, что он ей не поверил.
— А почему вы одна? У вас нет детей?
— Нет, — ответила она, — у меня нет детей.
Он держал сапоги в руке, слегка помахивая ими, и пристально смотрел на нее своими большими глазами. Потом вдруг проронил:
