О подобных вещах нужно рассказывать именно так, в туманной и фантастической манере. Город живет своей жизнью в будничных делах и заботах, но в каком-то его потаенном уголке кто-то по капле роняет только что полученный благоуханный нектар. А люди снуют по улицам и площадям, здороваются друг с другом, ходят по лавкам, где покупают обувь, апельсиновый джем, патроны и порох, духи, десертное вино, бумагу и конверты, оливковое масло, золотые кольца, бараньи отбивные и все прочее; консулы в зале заседаний, склонившись над донесениями, обсуждают целесообразность строительства еще одних ворот в городской стене; комиссар по делам иностранцев спрашивает у торговца ножами:
— Национальность?
— Немец.
— Религия?
— О, музыка!
Слуга вносит граммофон с огромной трубой, раскрашенной зелеными и розовыми полосами. Крутит ручку, кисточкой снимает пыль с иглы, и пластинка начинает крутиться.
— Седьмая[18]!
Торговец ножами снимает цилиндр и становится на колени. Комиссар по делам иностранцев скрепя сердце слушает. Когда пластинка кончилась, он хотел сказать, что под эту музыку не потанцуешь, но тут часы церкви Святого Михаила пробили двенадцать. Как же так? На его швейцарских — пять вечера!
— Что за фокус? — спросил он торговца ножами.
— О, музыка!
В школе для взрослых учитель истории рассказывает, как галлы изобрели бочку.
— Это наши предки! Изобретение бочки позволило выдерживать вина.
И он показал ученикам репродукцию барельефа II века, на котором была изображена большая лодка, груженная бочками; предполагается, что она идет вниз по реке, у кормила — мужчина с густой бородой.
— Возможно, это наша река! Наша Рона! Вглядитесь в рулевого! Разве и теперь в дни ярмарки не встретишь сотню таких же лиц?
Женщина, торговавшая кружевами и подшивками, разговаривала со стариком пасечником. Вокруг пузатых жестяных банок с медом вились мухи. Торговец чесноком разложил связки своего товара на каменной скамье и обмахивал лицо соломенной шляпой.
По улице Храмовников шел домой гарнизонный капитан. Он устал, наблюдая, как муштруют новобранцев. Остановился и поздоровался с помощником судьи, который в перерыве между допросами и опросами шел в рюмочную выпить оршада со льдом. Промчалась ватага мальчишек, пинавших тряпочный мяч.
— Люди будущего! — сказал капитан, он любил повторять полюбившиеся ему словечки из речей местных ораторов.
От реки поднимались две женщины, каждая несла на голове таз с выстиранным бельем. Некая вдова пудрилась рисовой пудрой, собираясь в церковь, — шли молебны в честь Святого Гоара. Портной на пороге своей мастерской растягивал перед заказчиком отрез материи, расхваливая ткань и расцветку. В тот день стояла жара. В иные дни случались и холода, и дожди, и ветра. Церковный колокол по прозванью «Женевьева» звонил по случаю родов, крестин, последнего часа умирающего, смерти. Когда затихал последний удар, люди ждали условного знака. Еще два удара.
