Мехриниса стояла молча, растерянная и подавленная.
—Что, поссорились, что ли? — удивленно спросил Махкам-ака и обернулся вслед Икбал-сатанг.
—Нет, нет. Просто разговаривали.
—А что у тебя в руке? Не письмо ли?
—Письмо.
—От кого?
—От Батыра...— Мехриниса не поднимала глаз.
—Ах, вот оно что! То-то, я вижу, изменилось ты в лице. Ну, что там, жив-здоров ли он? — Махкам-ака протянул руку за письмом.
—Это не вам. Другому,— уклонилась Мехриниса.
—Кто этот другой? А ну, дай-ка сюда!
—Оставьте. Зачем вам вмешиваться в женские дела? — сказала Мехриниса, пряча письмо в карман.
—Женские дела? Какое они имеют отношение к письму? — Махкам-ака начал сердиться.
—Все-таки до чего же вы любите поговорить! Еще смеетесь над женщинами. Сами, как с кем встретитесь, пропадете на два часа! А я вас жду здесь, жду.— Мехриниса попыталась перевести разговор на другую тему, но Махкам-ака, грозно нахмурив брови, подошел к ней вплотную.
—Не хитри, жена. Что случилось? Покажи письмо.
—Письмо это другому. Девушка-почтальон перепутала. Как только обнаружит ошибку, принесет то, что написано нам. А у Батыра все благополучно. Доехал. Проходит подготовку.
Махкам-ака посмотрел на жену и вроде поверил ей. Правда, удрученный вид Мехринисы настораживал, вызывал какие-то сомнения, но Махкам-ака решил больше ни о чем ее не расспрашивать. «Если что-нибудь серьезное, все равно долго скрывать не сумеет. А может быть, и в самом деле что-то женское...» — думал он.
Супруги молча зашагали к вокзалу вдоль трамвайных путей.
Глава восьмая
Прямая улица упиралась в площадь, над которой высилось здание вокзала. В Ташкенте не было второго такого людного места: как в зеркале, там отражалась жизнь всего города.
Вокзал с первого дня войны изменился: казалось, он тоже надел шинель, туго подпоясался ремнем и, гулко ступая тяжелыми сапогами, заступил на пост.
Вокзал стал теперь в основном местом проводов. Сурово и мужественно смотрит он всеми своими окнами на эшелоны, уходящие далеко на запад, на фронт.
«Побеждайте, пусть враг не осилит вас!» — напутствуют солдат надписи на красных полотнищах. И прощальные гудки паровозов зычно и протяжно ревут в ответ: «Победим! Победим!»
Сегодня, однако, необычный день. День встречи. Ждут эшелон с детьми из прифронтовой полосы.
...Когда Махкам-ака и Мехриниса сошли с трамвая, вокзальная площадь была уже забита народом. Сюда собрались и белобородые старики, и старухи в белых кисейных платках, и женщины, пришедшие прямо с работы. Молодежи в городе заметно поубавилось, особенно парней. Но все девушки в этот день, казалось, собрались на площади. Многие из них, повязав красные повязки, хлопотливо бегают, успокаивают взволнованных женщин.
