— Нет.
— Но почему ты так говоришь?
— Подумалось.
— Ну, ты подумай сама, что нас может разлучить?
— Найдется какая-нибудь Ирочка.
— Далась тебе эта Ирочка! Я не люблю её! И не любил!
— Я имею ввиду в общем, а не конкретного человека.
— И в общем нам ничто и никто не мешает.
— Помешает, — глубокомысленно произнесла Тамара.
— Что ты имеешь в виду?
— Например, то, что мой отец…
— Что — твой отец?
— Мой отец — польский еврей.
— Ну и что?
Моё удивление было совершенно искренним.
Что с того, что её отец польский еврей?
— Твои родители могут не разрешить тебе жениться на мне.
— Чушь какая, — сказал я.
— Ага! Видишь, а сам говоришь неуверенно.
— Просто вопрос какой-то глупый, — попытался оправдаться я.
Мы помолчали.
— Холодно, пойдём домой, — сказала Тамара.
Мы встали, и я проводил её к дому.
Речная прохлада превратилась в промозглую осеннюю сырость, и, сидя на кладочке, мы были вынуждены обниматься всё крепче и крепче уже не столько от любви, сколько от холода.
В горах прошли дожди, и наша речка возмужала так, что сидеть на кладочке без риска намочить обувь стало совершенно невозможно.
И мы покинули нашу кладочку.
Как оказалось — навсегда.
Теперь мы обнимались на лавочке у тамариного дома, что было не совсем удобно, так как нам то и дело кто-нибудь мешал. То тамарин брат, то её старшая сестра.
А в один из последних дней октября произошло такое…
Долго у меня ещё краснели уши, когда я вспоминал то, что тогда случилось.
Мы договорились с Лёшкой, что я к нему приду.
Ну я и пришёл, а он, видимо, об этом забыл, но, скорее всего, ему помогла забыть Наташа.
Короче, я пришёл: «тук-тук» в дверь, а она вдруг открылась.
У нас с Лёшкой всё было запросто.
Он приходил ко мне, а я к нему.
Ну я и зашёл.
Никого.
Потом я понял, что в доме кто-то есть.
Шагнул в комнату и сразу увидел их.
И глаза мои полезли на лоб.
Наташа лежала поперёк дивана, ногами к двери.
Она опиралась на локти, и голова её была запрокинута, а глаза закрыты.
А Лёшка, мой друг Лёшка, стоял перед диваном на коленях, и его голова находилась между широко раздвинутыми ногами девушки.
Я оторопел.
Что это они такое делали?
Юбка девушки была смята до самой талии, я видел её длинные стройные ноги. Они были обтянуты красивыми капроновыми чулками с кокетливым узором в верхней части бедра.
Были видны резинки, на которых держались эти чулки.
Но главное — Лёшка…
Что он делал своей башкой?
Было ясно, что его нос уткнулся в самое лоно девушки.
Нюхал он её, что ли?
Но самой бесстыдно-жуткой была фраза, которую произнесла Наташа.
