Шкатулка дедушки Елисея | страница 41
Тут мой юный Хозяин, не открывая глаз (он по-прежнему спал), ответил совершенно честно, что на этом свете ему жить пока не так уж трудно, что у него — замечательная сестра, а также любимый кот, и заниматься по восемь часов, а тем более играть по ночам, его, слава Богу, никто не заставляет. Хозяин мой — человек честный и суровых испытаний сам себе придумывать не станет, это уж точно. Потом он пробормотал:
— А всё-таки хорошо было бы, если б у меня были папа и мама. Вы даже понять не можете, как это было бы хорошо!
Тогда вперёд выступил грузный господин с белыми искусственными волосами и сказал:
— Среди нас есть не только те, кто может понять тоску осиротевшего сердца, но и те, кто сию прискорбную невзгоду на себе испытал… Ваш покорный слуга, досточтимый Владимир Петрович, остался без отца и матери в возрасте девяти лет. Суровым попечением старшего брата, Иоганна Христофа, я смог постичь искусство композиции и игры на клавире, но учёба не была лёгкой для меня… Брат запрещал мне использовать музыку, не приличествующую моему возрасту. Он не единожды меня наказывал и как-то раз, когда нашёл у меня тетрадь с нотами, кои переписывал я при лунном свете, втайне от него, уничтожил мой труд.
— Ужасно плохо вам пришлось, — согласился мой юный Хозяин (он всё ещё не просыпался!). — Зато у Моцарта, я об этом читал, было чудесное детство. Такой заботливый отец! Столько путешествий, выступлений!
— Не торопись мне завидовать, дорогой друг, — грустно возразил Моцарт. — Знаешь ли ты, каково мне было выдерживать все эти путешествия? Можешь ли ты понять, чего мне стоили эти выступления? Это была каторжная работа, изнурительный труд ради славы и денег. Детства — настоящего, беззаботного детства — у меня никогда не было. Во всяком случае, я не помню себя беспечно резвящимся мальчиком. Всякий день я должен был, нагружённый нотами, идти в сопровождении отца к какому-нибудь богатому любителю муз и играть для него и для его гостей, а концерты эти продолжались по пять-шесть часов кряду! Добавь к этому переезды из города в город на почтовых каретах по плохим дорогам — недели и месяцы утомительной тряски! Для моих шести лет это была очень тяжёлая работа, поверь мне. Такое детство на всю жизнь оставило меня болезненным, щуплым и низкорослым. Слов нет, отец позаботился о музыкальном моем обучении, о ранней славе и о деньгах. Но он и не подумал смягчить тяжесть моей непосильной ноши. Смерть шла за мной по пятам и настигла, когда мне не исполнилось ещё и тридцати шести лет… Скажи мне теперь, можешь ли ты позавидовать моему славному, моему замечательному детству?
