— Пойдемте.
Не отдавая себе отчета, я машинально пошел за ним, а пьяница, осмелев, закричал нам вдогонку:
— Обрадовались, что молодые, избили старика!
Мы свернули за угол. Сначала шли молча, а потом музыкант остановился, посмотрел на меня большими, по-детски ясными глазами и, протянув руку, сказал:
— Давайте знакомиться. Меня зовут Борис.
— Лешка, — я не пожал протянутую мне худенькую, с длинными пальцами руку, а только подержал ее в своей огромной ладони.
— А вы его здорово! Спасибо вам! Я очень боялся за скрипку, — сказал он, показывая на футляр.
— А вы бы сами. Рук что ли нет?! — с укоризной спросил я.
— Руки-то есть. А вот драться ими нельзя.
— Это почему ж? — удивился я. — Тебя бьют, а ты молчи. Так что ли?!
— Нет, Леша. Вы не знаете. Мне руки ни в коем случае нельзя травмировать, они потеряют музыкальность.
Слова эти меня крайне удивили. Я не мог себе представить человека, который не может защитить себя ради... музыки. Сначала меня это рассмешило, но затем взволновало.
— Нет, нельзя быть таким, пока есть мерзость, зло и грубая, безрассудная сила, — сказал я ему.
— Но моя сила — это музыка, — возразил он.
Разговаривая, мы прошли с ним несколько остановок пешком. Возле четырехэтажного здания Борис сказал:
— А вот мы и пришли домой. Видите, на третьем этаже, справа светится окно: это меня мама ждет, уже волнуется.
— Как уговорились, не забудьте позвонить мне, — попросил он на прощанье.
Борис ушел, а я через весь город пошел пешком к себе на Тезиковку.
«Моя сила в музыке!» — вспомнил я слова Бориса.
— А в чем же моя? — задавал я себе вопрос. — Что я сделал в жизни? Двадцать два года, здоровый парень, а жизнь укладывается в три слова: школа, колхоз, армия, да вот теперь завод...
Обо всем этом я рассказал Валентину Всеволодовичу. Он слушал меня, а затем пододвинул ближе свое кресло и начал обстоятельный разговор:
— Знаешь, Алексей, я тоже когда-то был молодым и стремился сделать многое в жизни. В сорок первом заканчивал десятилетку и мечтал поступить в Ленинградский архитектурный, строить красивые города, но... вместо института попал на фронт. В конце войны — капитан, командовал разведротой дивизии.
Теперь я начал понимать, почему Валентин Всеволодович завел этот разговор.
— Там, куда ты идешь работать, тоже передовая, только открытого фронта не будет. Зная тебя, Алексей, не стану отговаривать. Иди той дорогой, которую выбрало твое сердце.
Слова директора обрадовали меня. Значит, я не ошибся, Валентин Всеволодович — «за». И этого для меня было достаточно.
