Тоня помахала ладошкой, автобус развернулся, и я ее больше не видел.
Что-то колючее стояло прямо поперек горла.
Я быстро пошел прочь, я пошел туда, в поле, к нашему местечку. Усевшись на остатки сена, я долго сидел неподвижно, не зная, что мне теперь делать. Я понял, что влюбился, как никогда прежде.
И что любовь моя уехала от меня.
«Мы будем писать друг другу», — уговаривал я себя.
Но почему-то хотелось плакать.
«Мы еще встретимся, мы обязательно встретимся», — шептал я, как заклинание.
А в ответ лишь все тот же заунывный ветер в проводах над головой.
Прежде мы вместе с Тоней слушали его грустную песню.
А теперь я был один.
Я откинулся на спину и положил руки за голову. Белые, осенние облака пышными шапками поднимались ввысь от самого горизонта. И лишь центральная часть неба сияла чистой голубизной, словно обещая что-то бесконечное, светлое, вечное.
Мог ли кто-то предсказать нам будущее? Хотя бы в самом простом варианте. Например, что Толян через год, возвращаясь из студенческого целинного отряда, погибнет в авиакатастрофе, что Коваленок к пятому курсу практически совсем сопьется, что Колян женится на девушке из музыкального училища, что Сашка тоже рано женится и, благодаря теще, останется работать на кафедре, но недолгой будет его семейная радость. И что Жека, уйдя в армию, дослужится до подполковника и через десять лет погибнет в афганской войне.
Или про нас с Тоней?
Увы, никто ничего не мог нам предсказать.
А может, это и хорошо. Может, так и должно быть.
Не зная будущего, о нем можно мечтать.
А если оно будет предсказано, тогда о чем мечтать?
А мы уезжали на следующий день.
В связи с нашим отъездом всем магазинам еще накануне было запрещено продавать спиртное. Но Коваленок все равно укушался, и мы с Коляном вели его под руки до самого дебаркадера. Пришел теплоход, и мы заполнили его палубу и нутро. Пролаял гудок, и Семикаракоры простились с нами навсегда.
Первое письмо я написал ей еще в Ростове, пока мы ждали электричку. К моей великой радости, Тоня мне сразу ответила. И наш роман получил новое продолжение — почтовое.
Ни до этого, ни после я не писал так много писем.
Случалось, что я строчил ей каждый день. И она отвечала мне.
Из наших писем, наверное, можно было бы сделать большой роман.
Мы писали друг другу обо всем, писали радостно, полно, взахлеб.
В ноябре у Тони был день рождения. Наверное, здесь я совершил свою самую ужасную глупость. В письме, присланном мне накануне, Тоня просила, чтобы я приехал к ней.
