Но все равно предчувствие разлуки терзало мою душу.
Последний вечер был особенно печальным.
Мы прошли к реке. Ночь была кромешно темной.
Никаких купаний, никакой лунной дорожки.
В воду лезть уже никак не хотелось.
Яркие звезды густым бисером заполнили все небо.
Мы посидели на маленькой пляжной скамеечке.
— Помнишь, как мы плавали здесь впервые? — спрашиваю я.
— Еще бы! В лунной дорожке, — Тоня улыбается и кладет голову на мое плечо.
— И мы договорились запомнить это… — шепчу я.
— Договорились…
Потом мы долго обнимались. Я ласкал и целовал мою любимую.
Мне казалось, что Тоня в тот последний вечер была готова уступить мне и стать моей. Но я понимал, что теперь, когда я ее так хорошо знаю, когда она мне так доверяет, я не имею права злоупотреблять ее любовью ко мне.
Словно что-то священное я целовал ее нежную грудь, мои руки скользили по всем тайным местечкам ее тела, вызывая ответную дрожь и страстный трепет. Я поражался тому, что это я, мои осторожные и дерзкие ласки вызывают ее тихий, сдавленный стон, я не мог поверить, что любовь может быть такой полной и сильной.
Мы вернулись в три часа ночи.
Уже на порожке, перед самой дверью, я поцеловал ее.
Сначала ее припухшие губы. Потом я поцеловал ее руки.
И вдруг Тоня заплакала.
Она прижалась ко мне, ее плечи мелко вздрагивали.
Я гладил ее по голове, словно маленькую девочку, и пытался успокоить. Как я любил ее в эту минуту!
Тоня перестала плакать и потянулась ко мне. Я думал, что она хочет меня поцеловать, но она приблизила губы к моему уху и едва слышно прошептала: «Ты не забудешь меня никогда».
Утвердительно. Как заклинание.
Сколько лет прошло, а эти ее слова и сейчас звучат во мне.
И я все думаю, может, поэтому я и не забыл ее?
А вдруг в ее роду и правда были колдуньи?
Воронежские и мичуринские уезжали.
За ними приехали три автобуса. Мы почти все вышли проводить девушек.
С шумным и веселым гомоном они рассаживались по своим местам.
Я, конечно же, стоял возле автобуса, в который должна была сесть моя Тоня.
Мы обещали писать друг другу, и я был уверен, что мы еще увидимся.
Я держал ее за руку.
Уже нужно было садиться, и Тоня потянулась ко мне. Я крепко обнял ее, и мы поцеловались. На нас смотрели, но это не имело никакого значения.
— Люблю тебя, — шепнул я ей прямо в ухо.
— И я тебя, — всхлипнула она.
— Иди, садись, — я боялся, что она расплачется.
— Не забывай, — она выскользнула из моих рук и вошла в автобус.
И вот они поехали. Тоня смотрела на меня сквозь окно, а я не мог отвести глаз от ее лица. Мне хотелось запомнить ее, впитать в себя эту последнюю минуту нашего короткого знакомства. Я видел, что она тоже в печали. Невыносимая горечь разлуки разрывала мое сердце.
