— Голодная, видать, бедолага. Кассету свою дурацкую ищет, — поморщился Сорин. — Ну ладно, установил — болел Княжин СПИДом?
— Абсолютно точно!
— И продолжал таскать к себе девчонок?
— Именно. По Москве его уже побаивались, слушок-то просочился, так он на провинцию перекинулся. Эта пожирательница тортов, видать, из их числа.
— Девчонка нужна нам позарез, Володин.
— Найду. На днях.
— Да ты же толком и примет ее не знаешь!
— Я на нее уже свое биополе настроил! Почую ее в дождь, ночь, зимой и летом!
— И с такими хвастунами приходится работать. Оставь мне телефон учительницы, а сам начинай изучать эстрадное окружение
Княжина. «Граммофон XXI век», Виктория, «Мятежники», «Золотой колос», Анна Корецкая, Сакта и далее везде.
— Тошнит меня от этой попсы! — с чувством сказал Володин. — Высоцкого люблю. А от этих обезьян с их якобы музыкой — тошнит!
— Желаешь заняться делом «Маугли»? — с тихой надеждой спросил Сорин.
— И то лучше, чем эстрада.
По делу «Маугли» проходил еще не найденный ухарь, который подозревался, и серьезно подозревался, в людоедстве. Кто из шутников уголовного розыска прозвал каннибала Маугли, оставалось неизвестным. Сорин подозревал, что это упражнялся в остроумии эксперт Седов.
Надя проснулась от громкого голоса Джины, которая кричала в коридоре в телефонную трубку с такой силой, будто разговаривала с чертями из преисподней.
— Тетя Тамара, мы будем в срок и одеты так, как надо!.. Успеем, успеем, вы не волнуйтесь, вы же меня знаете!.. Подруга моя это дело еще лучше меня знает! Если надо, и спеть может!.. Ну, на грузинском языке не потянет, но по-русски сколько угодно!.. Хорошо, на месте обо всем этом концерте договоримся!
Надя томно потянулась, прикидывая, что для начала дел своих время еще слишком раннее и можно поваляться, но Джина влетела в комнату и возбужденно сказала:
— Вставай, милка, вставай, нам фарт подвалил, какой редко попадается!
— Что еще? — недовольно спросила Надя. — У меня сегодня без твоих дерганий дел полно.
— Отложишь! — решительно сказала Джина. — Мы с тобой за пару часов такую монету зашибем, за которую шахтеры целый месяц корячатся! И еще к столу сядем да налопаемся от пуза! Ах, черт, ведь у тебя платья черного нет, а в мои ты не влезешь!
— У меня платье вечернее темно-синее.
— А ну покажись.
Надя вытащила свое платье, накинула на плечи.
Джина отнеслась весьма скептически. Надя гордилась этой тряпочкой — сверкающе-синей, с красивыми серебряными звездами, платье сидело на ней в обтяжку и на ладонь было выше колен.
