– Я только заскочу к маме с папой. Проведаю – и сразу домой.
– До двенадцати вернешься?
– Ну конечно, вернусь, – уверяю я своего заботливого мужа, надеваю шерстяное пальто, выхожу из дома и лечу на стоянку для фургонов.
Какие-то мальчишки уже запускают петарды за автобусной остановкой. «Где пожар?» – кричит мне в спину один из них.
Когда так мчишься, груди ужасно болят. Я придерживаю их руками, и мне безразлично, видит меня кто или нет.
Некоторое время спустя растолковываю Мацеку спряжение глаголов – он с ними очень вольно обходится, а должен научиться. Спрягаю глагол «бежать». И «любить»: люблю, любишь, любит. После – потому что я полуодета, а он нагой, и дюжина свечек освещает фургон – я принимаюсь раздумывать о самом этом слове – спрягать. Сопрягать. Сочетать. Сочетаться браком.
Ты куда?
Поздно. Сэм грохает дверью изо всей дурацкой силы. Вот такая у нас новая привычка появилась. Прелесть!
Мне что-то тревожно, а Гарри только дергает плечом и откупоривает бутылку какой-то шипучки. Не шампанское, но мне без разницы. Поить меня (да и Гарри тоже) чем-то стоящим – только деньги на ветер бросать. Мы с Гарри не по этой части.
Чего, спрашивается, мы здесь торчим? Неправильно это. Нам бы встречать Новый год в Лейте. У мамы на кухне, где полным-полно народу. Горластые приятели Гарри. Сэм остался бы с нами, а не удрал так по-хамски. Как будто ненавидит нас.
Все сикось-накось, кроме Гарри. Да и тот чудной – дальше некуда.
Чуть раньше я написала Альпину.
Мне страшно.
Мне, малышка, тоже.
