— Лучше бы подарили ящик со стрелами!
На это Гизела ничего не ответила и тоже начала есть кашу, полив ее медом. Она и не подозревала, насколько голодна, и с аппетитом съела кашу, хлеб с мясом и даже сморщенное яблоко. Ален наблюдал за ней, попивая эль, а когда она вытерла пальцы салфеткой и откинулась на спинку кресла, одобрительно улыбнулся.
— Что я тебе говорил?
— Но я почти ничего не ела во время свадебного пиршества. Я…
— …очень волновалась, — закончил за нее он. — Тебе нечего меня бояться, если ты не…
— Не ослушаюсь тебя?
Он отрицательно покачал головой.
— Зная твой характер, уверен, что это все равно произойдет. Я имел в виду другое.
— Ты считаешь, что я могу… предать тебя? — Голубые глаза Гизелы засверкали от негодования.
— Я знаю только, что ты меня не любишь.
— Тем не менее я постараюсь стать тебе хорошей женой.
— Это не одно и то же. Однако… — Он встал, подошел к нише в стене и вынул обернутый в холст сверток.
— Это — в знак признательности… за прошлую ночь.
Гизела залилась краской. Он делал ей традиционный утренний подарок мужа жене удовлетворившей его в брачную ночь. Дрожащими пальцами она развязала ленту на свертке. На дорогом темно-желтом бархате лежало массивное ожерелье с изящным старинным узором. Гизела лишь слыхала, что такие украшения прежде носила саксонская знать, но сама ничего подобного никогда не видела.
— Это старинная и очень красивая вещь, — с восторгом вымолвила Гизела, дотронувшись до ожерелья.
— Это ожерелье продал мне ювелир из Окема. Ты ведь гордишься своим саксонским происхождением. Мне очень хотелось доставить тебе удовольствие.
Она бросила на Алена быстрый и вопрошающий взгляд. Неужто он настолько уверен в своей мужской удали, что намеревается возбудить в ней таким образом любовный пыл? Но ведь он мог бы попридержать подарок для другого важного события, например, рождения первенца. А что, если он на самом деле доволен ею?
— Благодарю вас, милорд, — тихо, но с достоинством сказала Гизела. — Я всегда буду дорожить этим украшением.
Он внимательно посмотрел на нее, затем слегка поклонился.
— А теперь, Гизела, прошу меня извинить, но в замке полно дел. Я уверен, что твоему отцу не терпится повидаться с тобой.
У дверей он задержался.
— Тебе не очень трудно называть меня по имени, хотя бы когда мы вдвоем?
Она приподняла голову, в упор взглянула на него и негромко сказала:
— Хорошо, Ален.
Он улыбнулся, снова поклонился и вышел.
Следующие дни пробежали в хлопотах — Гизела занималась приготовлениями к празднику Рождества. Целый день она сновала из кухни в кладовую и погреб, а запыхавшаяся Олдит следовала за ней по пятам. Ночи Гизела проводила в объятиях мужа. Он был с ней деликатен и ласков, а она чувствовала себя надежно и уютно, когда лежала, прижавшись к его теплому сильному телу. Засыпая, она уже думала о том, как ей повезло с мужем. Строгий и суровый со своими подчиненными, он был справедлив к провинившимся, но с ней Ален неизменно оставался терпеливым и нежным.
