Я бросил ему в лицо бумажник и
побежал что было мочи. Несся, не оглядываясь, пока не проскочил несколько
кварталов и не вылетел на ярко освещенную улицу, где мог бы, если потребуется,
нырнуть в какой-нибудь магазин.
Таким был заведенный порядок: геи
сдачи не давали. Это считалось неписанным законом. Получив удар, мы подставляли
другую щеку – и по причинам вполне практическим. С одной стороны, мы не питали
склонности к насилию. С другой, если нас ловили на драке и даже если напавший
на кого-то из нас человек увечил его или убивал, ни один суд страны не
усматривал в наших действий необходимой самообороны.
Одно дело – подвергнуться
нападению, когда рядом с тобой кто-то есть, и совсем другое, когда ты один.
Как-то вечером в кинотеатре «Амстердам» на Сорок второй улице усевшийся прямо
за мной молодой человек положил ноги на спинку моего кресла и с силой надавил
ими мне на плечи и на шею. Я обернулся и увидел пару темных, жестоких глаз, в
которых ясно читалось намерение навредить мне. Я встал, вышел из кинотеатра,
торопливо прошел по улице и заскочил в открытую круглые сутки закусочную. Там я
уселся в одной из кабинок и постарался перевести дыхание.
– Кофе, пожалуйста, – попросил я
подошедшую ко мне официантку. Перепуган я был до смерти.
В закусочной почти никого не
было, я видел перед собой череду пустых кабинок. Внезапно пронзительно
заверещал подвешенный к двери закусочной колокольчик, и мимо меня проследовал
мужчина в длинном, темном плаще, мазнув им меня по локтю. Он уселся в моей
кабинке, напротив меня. И теперь я получил возможность разглядеть его как
следует. Лет тридцати с небольшим, смуглая, почти темная кожа, сальные черные
волосы, темная щетина на щеках и злые глаза, которые смотрели прямо в мои. Он
глумливо улыбнулся, потом взялся за серебряную цепочку на своей шее, немного
поиграл с ней и вдруг с силой дернул, словно пытаясь придушить себя. Что-то в
его взгляде сказало мне: именно так он собирается поступить со мной.
Затем на глаза ему попался
серебряный браслет, который я носил на правом запястье.
– Хороший браслетик, – сказал он.
– Давай его сюда, ты, долбанный кусок дерьма, или я так порежу твое личико, что
больше никто на тебя и глядеть-то не захочет.
Меня затрясло. Я вскочил, выбежал
из закусочной, однако и он проделал то же самое. А потом вдруг мгновенно
оказался передо мной.
– Куда намылился, сучонок? –
спросил он. – Живешь в этих местах?
– Нет, – ответил я. – Послушайте,
мне не нужны неприятности.
