Виктория - Сами Михаэль

Еще ни разу не решалась она так далеко отойти от дома одна, без мужчины. Бурные волны рассвирепевшей реки яростно раскачивали наплавной мост под ногами, казалось, что вот-вот он сорвется и исчезнет в мутном водовороте. Потом над куполом башни, на том берегу, взвился зеленый флаг, и тогда поток едущих сзади машин и повозок прервался, дорога на миг опустела, и толпы, жмущиеся по сторонам, тут же хлынули на нее в бешеном рывке к свободе; и их было ни собрать, ни вернуть на тротуар, пока не раздались гудки первой встречной машины. Но Виктория сойти с тротуара не осмеливалась. Шоферы машин, стремившиеся как можно быстрее съехать со стонущего моста, напирали на едущие впереди повозки и телеги, вынуждая кучеров подгонять своих перепуганных коняг, так что все уже смешалось в этом паническом бегстве. В конце концов кучерам пришлось спешиться и, взяв лошадей под уздцы, мчаться вперед вместе с ними. Виктория слышала цокот конских подков, топот босых ног, пыхтенье кряжистых кучеров, видела перепуганные конские морды, белую пену, стекавшую с их губ, и ею тоже овладело дикое желание куда-то лететь вместе со всеми. Голова снова закружилась, и под черной шелковой абайей[1] ее прошиб пот. А ревущая река все напирала на мост. Лишь немногие поднялись на него из-за того, что им необходимо было перейти на тот берег; большинство же пришло так, нервы пощекотать. В воздухе и правда висело напряжение, как перед неизбежной катастрофой. Ведь хрупкому мосту не устоять против беснующейся реки! Виктория решила, что она — единственная женщина, идущая здесь без мужчины. Впрочем, она и не собиралась доходить до конца. Перед выходом из дому она надела абайю и прикрыла лицо черной чадрой, а сверху накинула еще одну чадру — чтобы не заметили ее слез. Но она не думала, что столкнется с такой прорвой народа. Считала, что место будет пустым, точно бельевая веревка на безлюдной крыше. И на этой веревке, представляла она, будто сидят одинокие птицы, крутят головками, словно раздумывают, расправить ли им крылья и взлететь или же собрать перья в комочек, да и рухнуть вниз. На самом деле она никогда не видела, чтобы птицы кидались вниз по своей воле. Вот про людей слышала, что они такое проделывают.

Некоторые мужчины уже учуяли, что она одна, и, пользуясь давкой, начали ее лапать, распускать руки; один даже вонзил сзади пальцы, опытные, изогнутые, словно крючки, и его хриплый голос зловеще прокаркал ей в ухо: «А вот я тебя разорву!» Боль обожгла, но как увернешься в такой давке от его наглых рук!