Его голос грозной лавиной заполнил комнату и потряс душу мальчишки. Ошеломленный необычным, сильным голосом, Азат застыл с раскрытым ртом. Такое слышать не приходилось.
Песня вещала бурю, сулила надежду и гремела как гром.
— Осуши кружку да собирайся в путь-дорогу, — приказал начальник, как только песня тихо-тихо замерла. — Хорошо поешь, ничего не скажешь, но все же я вынужден тебя переправить до господина оберштурмфюрера. Не хочу иметь никаких неприятностей. С меня хватит.
Артист уселся за стол спиной к окну и в одно мгновение осушил большую кружку самогона. Довольно крякнул и потянулся за закуской…
Вдруг главный полицай ринулся к окну и, открыв раму, кому-то погрозил кулаком:
— Пошли вон! Чего столпились?
— А ну, выкормыш, маскируй окна! — приказал Одноглазый, зажигая керосиновую лампу.
Светомаскировка тоже входит в обязанности денщика. Азат, как обычно, взобрался на табуретку и только-только собрался опустить старую мешковину, заменявшую в этом доме штору, как позади раздался грохот. От испуга Азат чуть не свалился на пол.
Смотрит и глазам своим не верит: силач артист отшвырнул Одноглазого и смахнул со стола лампу. В следующее мгновение с грохотом опрокинулся стол. Азат увидел, как в темном проеме распахнутой двери мелькнула фигура артиста. Полицаи опомнились от неожиданности. Раздался выстрел. Один, другой, третий…
«Артист убежал!» — ахнул мальчишка.
Кто-то пулей кинулся к двери.
«Вот сиганул, — восхитился Азат, радуясь за артиста. И тут же подумал с отчаянием: — Неужели убили? Стреляли ведь три раза подряд…»
Азату стало страшно: а если это стрелял Одноглазый? Тот редко ошибается, и в погоню, наверно, он помчался.
— Света! — прохрипел в темноте главный полицай. — Эй, кто тут есть? Поспеши с лампой!
Азат не успел выполнить приказ, как со двора донесся душераздирающий крик.
Начальник, а вслед за ним и Азат, каждый, беспокоясь о своем, толкая друг друга, сбежали с крыльца. Их глазам представилась страшная картина: на земле, сцепившись живым клубком, катались Одноглазый и овчарка.
Улучив удобный момент, начальник выстрелил в собаку. Булка дернулась и уткнулась носом в землю.
Одноглазый с трудом поднялся и осмотрел свое обмундирование. Особенно пострадали его галифе, которыми он очень гордился.
— Я хотел пустить ее по следу артиста, — заикаясь, выговорил Одноглазый, когда к нему вернулся дар речи. — В такую ночь без собаки нечего делать, сам понимаешь.
— Экая незадача! Такую собаку пришлось расстрелять по законам военного времени, — посетовал начальник холминской полиции. — И артиста упустили. Глупо получилось! А видать, крупная птица была, опытный партизан.
