На полустанке формировался отряд для прикрытия отступающих обозов. В степи, напоминая кочующий табор, сгрудились в беспорядке мажары, тачанки, линейки, дроги; выпряженные лошади уныло отмахивались хвостами от мух, обозники разводили костры, варили кашу.
Сестра милосердия Леля Чубчик вела на чамбуре высокого белоногого жеребца, останавливаясь там, где имелись раненые. Бойцы обращались к ней вежливо, с прозрачным приятельским зубоскальством:
— Сестренка, сидайте до нас кулешу поисть!
Леля отодвигала со лба непокорный чубчик вьющихся волос, показывая неестественно нахмуренные брови, и проходила мимо.
— Дохтур, — улыбались седые от пыли, постаревшие лица обозников, — усякую боль заспокаиваить...
Подтянутая в талии кавказским ремешком с серебряным набором, Леля звонко топала подкованными сапожками, изредка полуоборачиваясь и без дела понукая своего жеребца. Конь косился на неё понимающим насмешливым глазом и с шутливым испугом поводил ушами.
У колодца её окликнул чей-то ребяческий альт:
— Сестра, сестра, постойте!.. Там ждут.
Невысокий ясноглазый парнишка с пухлым ртом и светлыми бровями показывал картузом на поезд: это был Митя.
— Убитый там. Меня послали.
— Новости! Какое мне дело до убитого?
— А мы не знаем, может, он ещё живой... В спину попало.
Сестра подкинула сапожок в огромное, тяжёлое стремя и неловко, по-женски, взобралась на высокое седло. Жеребец заплясал, оседая вислым лоснящимся крупом, заржал визгливо и радостно.
— Пр, чёрт! Где он, раненый?
Митя отбежал в сторону и крикнул:
— На траве, около вагона!
Жеребец, брызнув в Митю землей и навозом, понес сестру по пыльной дороге; вскидывая, как цыпленок, ослабленными крылышками локтей, она поскакала в сторону железнодорожного полустанка.
Ветер донёс запах кизячного дыма и горелого мяса: проглотив длинную голодную слюну, Митя разочарованно поплелся обратно.
После обеда над степью проплыло продолговатое пепельное облачко. Кособокий вихрь, заметая пыльным подолом рыжую солому, закружился над лагерем. Крупные капли дождя посыпались недружно, расплющиваясь по сухой земле, как медные пятаки. Потянуло свежестью. Песок набух и потемнел. Дядько и безухий моряк с лопатами на плечи шли копать могилу, за ними, спешившись, следовала сестра милосердия. Митя, ёжась от падающего за воротник дождя, шагал немного поодаль.
— Думаю, далеко нам незачем забираться,— предложил моряк, опуская на траву лопату.
Дядько раздумчиво подтянул спадающие штаны и тихо сказал:
