Но однажды вдруг запомирала Пенелопа. Все бегала, хохотала, ругалась, а потом легла и руки сложила на животе. Это было, в общем-то, естественное дело, а все равно Одиссея оно застало врасплох.
Он, конечно, понимал, что такой момент обязательно настанет когда-нибудь, однако, во-первых, не думал, что жена его опередит, а, во-вторых, если и допускал этот вариант, то рассчитывал на свое самообладание, думал встретить горе философски стойко.
Так бы оно, наверное, и вышло, если бы смерть подкрадывалась постепенно, а не выскакивала из-за угла, будто налетчик.
Но понтеяне, вдобавок ко всему, не знали старости. По их лицам и телам невозможно было определить возраст, люди, достигнув зрелости, уже больше не менялись до самого конца, имели хорошую форму и работоспособность. И это, конечно, само по себе здорово, поскольку старость зла и, если она приходит, то делает с человеком порой такое, чего ему не снилось в страшном сне.
Однако у всякого явления есть оборотная сторона. Среди понтеян не было убогих стариков, но зато смерть косила цветущих на вид мужчин и женщин. И землянину, даже всю жизнь проведшему в иномире, невозможно было привыкнуть к такой несправедливости, хотя и на него самого уже начинали распространяться местные особенности.
Поэтому первое, о чем подумал Одиссей, увидев жену лежащей в столь однозначной позе, это о лекарстве. Хотел сразу делать какую-нибудь настойку из трав, какой-нибудь отвар из корней, чтобы поить Пенелопу всей этой гадостью, чтобы она пропотела как следует, прочистила желудок, взбодрила кровь. Все знал, а цеплялся за соломинку.
Но супруга остановила его чрезвычайно спокойным и даже немного насмешливым голосом:
— Не суетись. Сядь лучше. Посиди возле меня. Слава богу, не сей момент отхожу, а, может, завтра-послезавтра. Лучше поговорим, мало говорили с тобой, так хоть напоследок…
— Да ты еще поправишься, да ерунда все, не бери в голову, не выдумывай…
— Сам не выдумывай, — перебила Одиссея жена, — какая она у тебя живучая, эта привычка произносить лишние звуки, сколько лет живешь на Понтее, в два раза больше, чем на своей Земле, да, видно, горбатого могила исправит. Тогда, после носорога, мне твой бульон, конечно, пошел на пользу, это верно. Но теперь, сам же понимаешь, — совсем другое дело. Нынче мое нутро уже износилось, что ни день, то какой-нибудь орган выходит из строя. Сегодня противоатомная и противохимическая защиты отключились, завтра, надо ожидать, антипрогрессивная железа перестанет функционировать, а уж там, если ничего непредвиденного не стрясется, сердце и мозг…
