Проснувшись утром, он уже знал, что предстоит принять решение, только раньше он думал, что решать придется в одиночку, а тут, глядишь, кто-то тебе вторит, и оттого, что рядом девушка, сделать это будет куда легче и приятнее.
Картины, похоже, ей не очень понравились, она хотела, чтобы он объяснил, о чем они.
— Обо всем, — сказал он.
Услышав гудок уходящего на север пассажирского из Лос-Анджелеса, он подвел девушку к окну, и они вместе смотрели, как поезд подходит к станции и останавливается. Все это время он молчал, удерживая ее рядом, мучительно гадая, как же она воспримет это простое явление, такое для него непростое, такое волнующее. Если ничего не скажет, а только повернется и хорошо посмотрит на него, он ее обнимет и будет знать, что суждено оставаться, и теперь он отчаянно молил судьбу, чтобы они поняли друг друга.
Он трепетно ждал, не смея заговорить, и тут девушка отошла от раскрытого окна, отвернулась и сказала:
— А шуму от этих поездов…
Он сел и закурил.
Поезд по ту сторону улицы зашипел и двинулся, и ему захотелось уже сидеть в вагоне и ехать куда-то, лишь бы прочь отсюда. Он подошел к окну один и все следил, как поезд уходит на север. Дом сотрясался, пока состав проходил мимо, гудок паровоза звучал так печально. Спустя минуту в комнате опять все стихло, поезд пришел и ушел.
Он сел, улыбнулся девушке, потом вдруг расхохотался.
Девушка встала, видимо, собираясь подойти к нему. А он сказал:
— Так тебе уже пора?
А она и не думала уходить.
— Можно взять тебе такси? — продолжал он. — Большое тебе спасибо. Очень приятно было с тобой побеседовать.
Когда девушка ушла, он включил свет и принялся собирать свои картины, зная, что утром заниматься этим уже будет некогда.
Эта долина, думал он, этот городок, лежащий между горами, мои: это мой дом, о котором я мечтал, и все здесь такое же, как и было, ничто не изменилось, и струи воды так же, как и раньше, падают из шлангов на газоны бермудской травы.
Идя по Элвин-стрит, он чувствовал радость от того, что он снова дома. Все здесь было прекрасно, просто и хорошо: аромат земли, запахи стряпни и дыма, насыщенный воздух долины, полной цветущих растений, зреющего винограда, персиков, кустов олеандра, задыхающихся от собственной сладости. Все как всегда. Он глубоко вздохнул, вбирая в легкие запахи дома, и внутренне улыбнулся. Уже много лет, как аромат земли не возбуждал так остро и чисто все его существо. Даже дышать было сейчас наслаждением. Чистота воздуха обострила все его чувства так, что, идя, он ощущал великолепие бытия, гордость создания, наделенного формой, движением и интеллектом, — благочестивое чувство простого, живого, земного существа.
