И вот теперь, проведя долгие часы в этом состоянии, бесчисленные дневные и ночные часы, он находил успокоение только у окна, глядя на проходящие мимо поезда. Перед ним, прямо через дорогу, была станция Санта Фе, и это даже его радовало, потому что он, хотя сам еще не сознавая, был близок к тому, чтобы стронуться с места.
Уходящие поезда настраивали его на грустный лад, прибывающие радовали: люди выходили из вагонов, а он гадал, кто они такие, где побывали, зачем приехали, да мало ли о чем можно гадать.
Однажды он увидел, как из вагона вышла девушка с небольшой черной сумкой, такая одинокая, такая испуганная, что ему захотелось окликнуть ее, подбежать к ней, улыбнуться и сказать: «Меня зовут Джо Сильвера. Я родился в этом городе, но семнадцати лет уехал и семь лет тут не был. Вот уже четыре месяца, как я вернулся сюда. Живу через дорогу. Я художник. Пойдемте ко мне, отдохнете, есть немного вина».
Но он только смотрел на нее, а когда она исчезла пройдя по Туларе-стрит, ему все еще хотелось выйти и догнать ее, и день спустя он хотел пойти искать ее по всему городу, и еще неделю спустя он все еще гадал, где она может быть.
Безмолвие угнетало его, и угнетало жестоко. Но у него хватило одержимости покориться ему, пребывать с ним, вглядываться в него, хотя бы из чистого любопытства. Избавиться от него — это значит наскоро собрать вещи, сесть в поезд, и через семь часов он будет в Сан-Франциско, где его бездомность станет абсолютной, а потому и куда легче будет ее выносить, куда легче примириться с ней и перестать думать. Он уже узнал, как невелик мир, он побывал уже в волшебных городах этого мира, о которых мечтают все мальчишки из захолустья и куда они редко попадают. Знал он и то, что попасть в эти волшебные города дело нехитрое — всего-то и нужно выяснить железнодорожное или пароходное расписание, если есть у тебя деньги на билет, или же добираться на попутных машинах, на товарных поездах или на корабле, отрабатывая проезд. Только и всего. Ничего волшебного в этих городах нет. Люди точно такие же, как во всех других городах, да хоть бы и в этом.
Что же, пусть безмолвие владеет им, он-то ведь знает, как оно есть на самом деле: волшебство вовсе не в самом мире. Оно в том измерении, которое создано страстными чаяниями людей этого мира. Вот и с домом так же. Если дом всего лишь какое-то определенное место, тогда он, конечно, дома. Но ведь на самом-то деле это не место, это сопряженность множества тонких, изменчивых состояний, ритмов, ощущений и ценностей в нескольких людях, составляющих семью, да хотя бы и в двоих, вот, скажем, как он и та затерявшаяся девушка, или, скажем, как он и его друг, старый Отто Беннра в Вене.
