— Доллар с четвертью, — сказал Пандро, — или мы уходим к баптистам.
— Хорошо, — согласилась мисс Балейфол. — Но я должна сказать, вы здорово торгуетесь.
— Одну минутку, — вмешался я. — Я петь не люблю. И я не буду петь ни за доллар с четвертью и ни за какие другие блага.
— Сделка есть сделка, — сказала мисс Балейфол.
— Я не заключал никаких сделок, — сказал я. — Это Пандро. Пускай он и поет.
— Но он не может петь, — сказала мисс Балейфол.
— У меня самый гадкий голос на свете, — с гордостью сказал Пандро.
— За его бедный голос никто не даст и десяти центов, — сказала мисс Балейфол.
— Даже пяти, — добавил Пандро.
— Так вот, — сказал я, — я не стану петь ни за доллар с четвертью и ни за что бы там ни было. Мне не нужны ваши деньги.
— Вы заключили сделку, — сказала мне мисс Балейфол.
— Уговор дороже денег, — подтвердил Пандро.
Я бросился на Пандро прямо в гостиной мисс Балейфол, и мы сцепились. Престарелая христианская леди пыталась нас разнять, но так как в драке невозможно было разобраться, кто из нас отрок с ангельским голосом она стала молиться. Драка продолжалась до тех пор, пока в комнате не была опрокинута вся мебель, кроме фисгармонии. Матч окончился вничью, борцы в изнеможении валялись плашмя на полу.
Мисс Балейфол перестала молиться и сказала:
— Значит, в воскресенье, за доллар с четвертью.
Прошло несколько минут, пока я отдышался.
— Мисс Балейфол, — сказал я. — Я буду петь в церкви, только если Пандро будет петь тоже.
— Но его голос! — возразила мисс Балейфол. — Он ужасен.
— Не мое дело, — сказал я. — Я буду петь, если и он будет тоже.
— Боюсь, что он погубит весь xop, — сказала леди.
— Он должен ходить туда со мной каждое воскресенье, — настаивал я. — Иначе не выйдет.
— Ладно, дайте мне подумать, — вздохнула мисс Балейфол.
Она стала обсуждать дело вслух.
— Допустим, он придет и постоит в хоре, — сказала она, — но петь не будет. Допустим, он будет делать вид, что поет.
— Это мне все равно, — сказал я. — Только он должен быть там все время.
— А что вы мне дадите за это? — спросил Пандро.
— Ну вот еще, — сказала мисс Балейфол. — Недоставало только, чтобы я платила тебе.
— Если я буду туда ходить, — сказал Пандро, — я должен получать за это деньги.
— Ладно, — сказала мисс Балейфол. — Один доллар мальчику, который поет. Двадцать пять центов тому, кто молчит.
— У меня самый гадкий голос па свете, — напомнил Пандро.
— Будь благоразумен, — сказала мисс Балейфол. — Ты же не будешь петь. Ты только будешь стоять там с другими мальчиками.
